Евгений Белянкин - Танец любви

Вербицкий решил читать и писать в лесу. Комары, такие кусачие, обалдели от счастья, как только Саня появился там. Вербицкий, поняв, что и здесь не повезло, пожаловался Димке:

— Настроение пляжное. В голове, как в пустом чугунке, один звон… В домике постоянно бегают суворовцы, орут. Попытался было написать зарисовку «Лес». Глянул: идут одни штампы, от бездарности стошнило.

— А ты пофантазируй, — серьезно посоветовал Димка. — По себе знаю, помогает. Поругавшись с матерью, я начинаю фантазировать, какая она у меня хорошая и какой я у нее балбес. Ты знаешь, прихожу на кухню и сам собой — мир.

Вербицкий сплюнул и сказал:

— Пошли окунемся на пруд. Может быть, там что-нибудь придет на ум.

— Ротный запретил.

— Себе-то он не запрещает! Пошли, никто не поймает.

Смотаться на пруд большого труда не стоило. Димка и Саня легко выпорхнули за пределы лагеря и скоро были у воды. Искупались, потом, оглядывая свое белое, с желтым оттенком тело, немного полежали на сочной траве.

— Ты заметил, какие нам фильмы крутят? — вдруг спокойно спросил Димку Саня.

— Какие? — любопытно переспросил Димка…

— Вспомни вчерашний: как мужик искал себе жену.

— Клево!

— Судя по реакции пацанов, ночью многие…

— Брось ты!

— А ты что, онанизмом не занимаешься?

— Я?.. — Смущенный Димка круто посмотрел на Саню. — Ты уверен, что это… не вредно?

Саня игриво засмеялся.

— Ну как же, весь разврат от этого!.. В цивилизованном мире — это одно из удовольствий, в авторитарном — «господи, какая пакость, от этого мозги вытекают и на ладонях волосы растут…» Конечно, суррогат, но когда припрет…

— А когда оно припрет? Нам в компот на обеде вливают бром. Его вливают не только в компот, а куда только можно и когда только можно.

— Верно, проверял на собственном опыте. Пошел к девчонке и опозорился. Бром виноват и наш начальник медслужбы — перестарался, гусь лапчатый…

После купания в лагерь возвращаться не хотелось. И они, не раздумывая, пошли на войсковое стрельбище. Бродить по пустому полю было заманчиво. Сразу в истоптанной, изрытой пулями земле стали попадаться патроны. Димка Разин наткнулся на россыпи патронов АК-74 — сразу тридцать… Сане повезло еще больше — целая, полная пулеметная лента от ПКТ — это же 25 патронов! Кое-где попадались даже гильзы от крупнокалиберного пулемета с бэтээра…

Нет, это же настоящая везуха! Димка зарыл патроны в землю с надеждой, что заберет с собой, высыпав заранее порох.

— Здесь, если порыться, — задумчиво сказал Вербицкий, — можно насобирать машину.

Димка недоверчиво посмотрел на Саню.

— Ты что! На машину не получится.

И ребята вспомнили курьезный случай, который произошел в роте в первый же день их приезда в лагерь. Кто-то из суворовцев притащил со стрельбища боевую гранату. Она мирно лежала у него под кроватью, пока убирающий не наткнулся на нее. Побежал к ответственному дежурному, майору Лошкареву.

— Товарищ майор, там граната.

— Какая граната?

— Боевая, под кроватью. А вдруг взорвется?!

— Да ты что… у меня же двое детей!

Майор разрядил гранату. Перед выстроившимся взводом огорченно сказал:

— Из-за вашей безответственности мне опять отвечать.

…Конечно, тащить патроны сразу в роту — опасно. И Вербицкий, и Разин решили с этим пока погодить. Отложили до лучших времен.

Димка на Глеба обиделся. Он сам видел воочию, как тот получил письмо от Маши. Получил и затаился. Нетерпение Димки нарастало настолько, что он не выдержал и зло спросил:

— Чего жмешься? Письмо от Маши получил?

Глеб равнодушно пожал плечами.

— Извини… но письмо личное. — И, посмотрев в изумленное лицо Разина, весело добавил: — Тебе-то какое дело до него?

Вот когда Димка разозлился! Он чуть не двинул Глеба: зазнайка, ну ладно-ладно… Глеб совсем не хотел обидеть Димку, но желание поиграть с ним в кошки-мышки было: пусть немного поревнует. Может быть, влюбленность и пройдет.

На этот раз, сразу после подъема и завтрака получили оружие. Была тактика… Занимались передвижениями и действиями солдата в бою. За шесть утомительных часов так налазились по лесу, грязи и лужам, что мокрые и грязные, едва притащились в лагерь. Ротный сам проверил оружие. И был доволен: оружие почти у всех было чистое. А Димку Разина он даже похвалил. Тот горделиво и заносчиво взглянул на Глеба. Но Глеб был равнодушен и думал о чем-то своем.

«Козел, — решил Димка, — тебе это так не пройдет».

В тактике он терся возле Вербицкого, всем видом показывая их единство. Может быть, хотел задеть Глеба. И когда на следующий день роту повели на показ военной техники, он демонстративно отстранился от него.

Суворовцы — народ пацанский: общупали, потрогали, облазили почти все. Измазанные в масле и солярке, но удовлетворенные, направились на войсковое стрельбище.

Там все было готово для ведения огня. Суворовцы по очереди стреляли из всех видов оружия. Но Димке больше всего понравилась БМП-2. Машина с автоматической пушкой была привлекательна: она быстро бежала на своих тоненьких гусеничках, слегка покачиваясь остроносым корпусом. Из тонкого, почти миниатюрного ствола пулемета вылетали трассеры, и их было прекрасно видно на фоне небольшой полосы леса.

Правда, водителю в машине было отведено ничтожно малое помещение, прикрытое фиговым листком брони. Задвинутый люк чуть не вмял Димку в сиденье. Он попытался что-то увидеть в два крошечных триплекса — и ничего не увидел, кроме рыжего поля.

В танкетке Димка забыл свои розовые очки. Как раз шло построение. Когда он о них вспомнил, было уже поздно. С очками пришлось распрощаться. «Козел ты, — сказал он себе и взглянул с обидой на Глеба. — А этот козел куда-то стал смываться. Как выяснил Саня, — «к гуманитарям…» К каким еще гуманитарям?»

Гуманитариями, приманившими Глеба, оказались аспиранты и студенты юридического факультета с военной кафедры Университета.

Познакомился Глеб на полигоне, когда на дороге в дождь застряла машина и он помогал ее вытаскивать из грязи.

— А ты рассудительный, — сказал один очкарик, — суворовец?

— Так точно, суворовец.

— Военная жилка, — заметил очкарик.

Так Глеб обрел нового знакомого. Макс был аспирант, щупленький, как юноша, смуглолицый, с детскими ямочками на щеках и радушным взглядом. При этом у Макса были манеры человека, кое-что познавшего в жизни.

— Где-то я читал, что мы рождаемся с полным набором талантов. С помощью труда можно развить любой из них и, между прочим, в любом возрасте. Те, кого мы называем талантливыми, это же работяги! Тащутся, не жалея сил, как волы… Чего не скажешь обо мне. Да что вол? Подневольное животное! Я не могу быть волом. Выходит, и талантом. А ты?