Евгений Белянкин - Танец любви

— Хэлло, — развязно бросил Сергей. — Вы уже здесь, девочки?

— А вы, сапоги несчастные, кто вам дал право морозить девушек!..

— Прав не дают, их берут, — спокойно, учтиво возразил Вербицкий и галантно, даже как-то размашисто, поцеловал Анфису, а затем и Регину.

Девочки особо не дулись и, легко простив мальчиков за опоздание, стали горячо обсуждать, куда им теперь двинуться…

«Двинулись» по набережной к парку. Там, у аляповатых фигур и скульптур — маленький цветочный базарчик, и веселая компания, долго выбирая, купила цветы.

— Это для мадам Софьи, — важно заметила Анфиса, и все, довольные и возбужденные, шумно толкаясь, поднялись в гору, к большой замысловатой веранде. Играла музыка. В кафе-мороженом было пустовато, и ребята оккупировали столик у окна с видом на реку.

— А ты, Карсавин, гусь, — садясь рядом, сказала Анфиса, — ведь я тебя просила…

Карсавин залился детским румянцем, но не обиделся, поскольку вся болтовня шла в игривом тоне.

— Матушка, так о чем же ты меня просила?.. Винюсь, если что-то забыл…

— Все равно ты гусь. — И Анфиса смачно поцеловала Карсавина в алую щеку — чувствовалось, что ей этот приятный паренек нравился и вела она свою, только ей понятную игру.

Подали мороженое. Крем-брюле. Карсавин встал, пошел к стойке — и там договорились… Вскоре на столике появились фужеры с шампанским. Подняли — за ротного! Шаловливую манеру пить шампанское за ротного Вербицкий перехватил у бывших старших: в этой иронии, казалось, было много смысла.

Правда, Димка сопротивлялся.

— За Шпалу не хочу.

— Так это же не за Шпалу — за ротного! — выпалил Вербицкий. — Дурак ты, Димон, а не лечишься… Вдумайся, какой глубокий здесь смысл.

Димка смысла так и не понял, но выпить выпил… За ротного! Во рту таяло мороженое. Шампанское ударило в голову, и он осмелел:

— Анфиса, я тоже хочу девочку.

Анфиса, держа в своей руке горячую руку Карсавина, расхохоталась.

— Аппетит приходит во время еды. Какую тебе, Дима, девочку?

Дима пожевал губами.

— Как ты.

Анфиса расцвела, вытянув губы трубочкой.

— Извини, а Маша Вербицкая? Изменник ты, Димка!

Разин лишь пожал плечами и кисло посмотрел на Саню. Тот уклончиво уплетал мороженое.

Еще вчера Димка звонил Маше. Она сказала, что на праздники уезжает с отцом. У Сани ответ был простой:

— А черт ее знает! Она у нас с вывертом!

Но и Глеб с вывертом. Наотрез отказался быть в компании — у этого какие-то дела!

Много сомнений родилось в душе Димки. А может, и Глеб, и Маша врут?!

И тогда он сказал Сане Вербицкому:

— Знаешь, а мне все равно. В любую компанию. Была бы водка. Эх, Саня, отведу душу — напьюсь…

— Молоко на губах не обсохло, а туда же… — съязвил Вербицкий. — Если уж напиваться, то по серьезному делу. А из-за такой телки, как моя сестра, Димон, не стоит…

После кафе-мороженого, пытаясь быть веселыми, шлялись по парку в обрамлении анекдотов Вербицкого. Из Сани они лились как из рога изобилия. Не потому ли Регина терлась возле него? «Показушный парень», — подумал Димка, чувствуя, как одиночество захлестывает его сердце. Без Глеба было совершенно не то и грустно. Тем более, ловкий Карсавин ощупывал Анфису масляными кошачьими глазами и ухмылялся, чем раздражал и злил Димку…

Наконец Вербицкий посмотрел на отцовы часы, которые с удовольствием носил в последнее время, и веско сказал:

— Хватит дурить. Пора, Анфиса, пора…

Анфиса задумчиво повела глазами.

— Потерпите, мальчики.

— Не хочу терпеть, — зарычал Димка.

— Ну что же, — улыбнулась Анфиса. — В салоне мадам Софьи, наверно, уже ждут.

Все обрадовались такому умному заключению и двинулись из парка к автобусу. Ехать пришлось недолго, каких-то три остановки. Мадам Софья — невысокая, круглолицая девица, в модных джинсах и джинсовой курточке, ладно обтягивающих ее пышноватое тело, — уже ждала и была приветлива.

— Господа кадеты, девочки, прошу!

У нее уже было несколько суворовцев из другой роты, что удивило Димку. Впрочем, одного он знал и по-братски с ним обнялся.

Вечер закрутился быстренько. Мадам Софья к суворовцам благоволила, к тому же была несусветная хохотушка. Суворовцы ее беззастенчиво и нагловато щупали, а она вырывалась и, звонко хохоча, повторяла одну и ту же фразу:

— Господа, только не это…

Вскоре стало еще шумнее. Орал на всю вселенную рок-н-ролл. Лилось на накрахмаленную скатерть вино — и белое, и красное.

Но Димка был недоволен.

— Настоящие солдаты пьют водку.

Анфиса весело подмигнула мадам Софье, и на столе вмиг появилась «Столичная» — по особому заказу.

Димка чувствовал, что пьянеет, ему было тошно, и он лупил кулаком по столу.

— Хочу жениться!

— На ком?

— А черт знает! Кадету все равно!

Ребята быстро смекнули, пошептались с девчонками. У девчонок озорно горели глаза — в салоне мадам Софьи не хватало чего-то пикантного…

…Димка проснулся в постели. Страшно болела голова. Повернулся — и ошалел. Рядом было горячее, томное тело девчонки. Он сразу понял, что это пухленькое, спокойно спящее — не что иное, как мадам Софья. Он тихонечко дотронулся рукой: конечно, голая… Что делать, Димка не знал. Такого в его жизни не случалось: совершенно голая! А голых девчонок он еще не обнимал…

Он забыл про боль в голове и при свете, бьющем в окно, с любопытством рассматривал «бабское» тело…

Мадам Софья чуть-чуть вздрогнула, полуоткрыла глаза.

— Спи.

— А ты откуда?

— От верблюда. Я твоя жена.

У Димки опять заболела голова.

— Какая жена? Я — холостой…

— Ври больше. У меня будет ребенок. Спи.

Димка — откуда силы взялись — мгновенно перескочил через толстушку. И только тут, стоя в комнате перед зеркалом, понял, что он — тоже в чем мать родила. Какая там голова! Он пошарил кругом — одежды не было. Что за штучки?! Толкнув дверь, он выскочил в коридор. Там было относительно светло, кроме того, почему-то стоял в заморских плавках (вылитый Аполлон!) Карсавин. Он не без удивления оглядел Димку.

— Ну как, сладкая?!

— Пошел к черту, дурак!

Тот кисло пожал плечами.

— Ну, как знаешь — она же твоя жена. Старшие ребята говорили, что ничего, сладкая.

— Какая жена?! Как свелся, так и развелся!

— Оно, конечно, так. Но алименты…

Димка, повесив голову, сел голой задницей на прохладный пол и, вытаращив глаза, поманил пальцем Карсавина.

— Чего-то не понимаю…

— Я же тебе говорил, надо с презервативом. Сам виноват!

Помолчав, Димка силился что-то сказать и наконец выдавил:

— Это ты, Карсавин, подстроил?!

Карсавин выпрямился и, усмехнувшись, легонько ткнул Димку ногой.

— Тоже мне кадет! А еще в офицеры лезешь…

Вот когда Димка по-настоящему пожалел, что не было Глеба.