Евгений Белянкин - Танец любви

— А ты, Саня, в таком случае, козел, — не сдержался Димка.

Саня счастливо засмеялся.

Словно выстиранный плац отливал солнцем. По обе стороны трибуны — родители, знакомые и друзья выпускников. Нетерпеливое возбуждение плыло по толпе, все ждали начала построения.

Суворовцы пока в роте. Шли последние минуты. Майор Лошкарев тщательно проверял форму — надо было заметить, что выпускники надраились на славу. И тоже ждали…

С утра стало известно, что Мишка Горлов решил жениться на Ольге Лошкаревой. Как только получит курсантские погоны. Кое-кто сомневался в горловской затее, но большинство почему-то были уверены… Мишка Горлов, он же такой!..

Вот появился майор Шестопал, суховато-высокий и плотный, в парадной форме с аксельбантами, небрежно похлопывая по ноге белыми перчатками. По его приказу роту вывели на плац. Послышались редкие хлопки. Тем временем выстроились перед трибуной, лицом к солнцу. Суворовцы жмурили глаза, но лицам было приятно от солнечной щекотки. Оркестр по правую сторону играл марши, создавая бравурное настроение. Все ждали генерала.

Димка Разин в строю стоял рядом с Глебом, бросая короткие реплики.

— А Машка — поганка. Могла бы, хотя бы ради брата…

Глеб снисходительно молчал.

— Могла бы, — пробурчал Димка.

Из главного здания вышел приземистый генерал со свитой. Он шел к трибуне. Оркестр заиграл встречный марш. Суворовцы застыли в строю. Выслушав рапорт полковника Юферова, генерал поздоровался и с милой, даже простецкой улыбкой обошел строй. У последней шеренги остановился, строго взглянул вдоль строя.

— Ну вот и все. Еще час, другой… и суворовские годы остались позади.

Он как-то особенно сгорбился, словно под тяжестью, и, неудовлетворенно махнув рукой, пошел к трибуне. Пока говорил генерал, было тихо, официально тихо, но когда суворовцам стали вручать аттестаты, а командиры взводов прикреплять к кителям памятные суворовские знаки, все всколыхнулось и зашумело, будто подул сильный свежий ветер.

Суворовцы перестроились. Заиграл оркестр. Шел вынос училищного знамени. Старый ритуал прощания. По одному суворовцы подходили к знамени. Становились на правое колено, под которое всегда клался пятак, и, прикоснувшись губами к полотнищу, вставали, а пятак при вставании звенел, ударяясь об асфальт.

Это нравилось выпускникам и считалось шиком.

Оркестр сыграл еще несколько концертных маршей для разминки, и колонны с песней пошли вдоль трибуны.

Песни пелись до этого сто раз, а может быть, и больше, но сейчас звонкие голоса из всех сил рвали воздух.

Уходили выпускники с плаца. Едва слышны последние слова «День победы…»

Потом, как всегда, суворовцев распустят и они побегут к родителям и знакомым. Потом праздничный обед и получение документов. Возможно, вечером дискотека, прогулка по городу на автобусах или теплоходе… Да какая разница — черта двум годам училищной жизни подведена!

Глеб Сухомлинов, получив документы, почувствовал полный разрыв с училищем, было как-то обидно и даже пустовато на сердце. Нет, это не обида на училище, а, наоборот, чувство обиды на жизнь, которая так быстро крутила его судьбой. В эти тяжелые минуты Глеб вспомнил о Димке Разине. Димка исчез. Глеб даже и не заметил, как исчез Разин. Спрашивал ребят, одних, других, — никто ничего толком не мог сказать.

Пашка Скобелев, стоявший на КПП с девчонкой, на вопрос Глеба с ехидцей заметил:

— Пропал Разин?! Боже мой! Туда ему и дорога.

Теперь-то Скобелев чувствовал себя полновластным хозяином жизни. Глеб скользнул взглядом по смуглому личику разбитной девчонки из медучилища, ради которой, видимо, выпендривался Пашка, и молча отвернулся от Скобелева.

Сухомлинов на прогулку на автобусах не поехал. Билет домой, на заставу, он еще не купил, так как думал заехать к тетке. Была полная свобода, которой способен был распоряжаться только он.

Еще раз пробежав по почти опустевшему корпусу, он наткнулся на Антона Муравьева. Старший вице-сержант упаковывал свои вещи.

— Ты с Лошкаревым простился? — небрежно спросил он.

— Со всеми простился, — улыбнулся Сухомлинов, — теперь даже не знаю, что и делать.

— Да? — удивился Антон Муравьев и вдруг, словно вспомнив: — Здесь родители Разина. Ищут Димку. Он словно канул в омут. Ты же дружил с ним? Не знаешь, где он?

Глеб тяжело вздохнул и похлопал по плечу Антона.

— Прощай, старик. А Димку я и сам ищу.

Затуманенным взором смотрел Сухомлинов в окно поезда. И ехал он в Калужскую область, в Козельск, где проходила практику Маша.

Глеб думал о том, сможет ли он успеть на автобус. Его предупреждали, что на автобус еще надо попасть, а если поезд опоздает… Но поезд не опоздал, на автобус он попал вовремя, и рано утром уже был в Козельске.

По адресу без труда нашел хозяйку Маши Вербицкой. Статная, полнеющая женщина встретила его радушно:

— Удалая Машенька! Здесь уже один такой, как ты военный, приехал.

Глеб смело вошел на веранду и увидел на стуле суворовскую форму с курсантскими погонами. На низкой железной кровати (когда-то и у них дома была подобная), словно ребенок, раскинув руки, спал розовощекий, с ямочками на щеках, Димка. Так вот где он! Глеб так и думал.

Он тихо вышел с веранды, спросил:

— Давно приехал?

— Еще не светало. — Хозяйка забеспокоилась. — Может быть, есть хочешь, сынок? Маша придет к обеду, не раньше. Она на скорой. У них все вызовы да вызовы…

— Не волнуйтесь, тетя. — Глеб сел на табурет. — Вот посижу маленько, да и схожу к ней на вызов.

Хозяйка недоуменно покосилась на веранду.

— Соперник, что ль?

— Да нет. Димка друг мой, самый лучший друг в суворовском.

— Ишь ты! — И хозяйка покачала головой.

Маша не удивилась приезду Глеба. Она долго смотрела ему в глаза.

— Будет свара!

— Какая?

Маша молча сняла белый халат.

— Ну ладно, пойдем. Димка-то, небось, давно встал.

Димка Разин действительно встал и наводил порядок в комнате. Увидев Глеба, он радостно подпрыгнул.

— Троянда продолжает жить. А ты знаешь, Маша, здесь приходил какой-то заковыристый парень, одним словом, гусь!

— А, Виталик… Босс местных рокеров.

— Так вот, этот местный босс весьма невежлив. Он сказал, чтобы я убирался отсюда ко всем чертям. А я ему сказал, что это не по-суворовски, то есть не по-джентльменски.

Глеб засмеялся и обнял Димку: он не узнавал Разина. Откуда такая прыть? Вот что делает форма с красными погонами!

И все же Маша была права: свара надвигалась. Вечером к дому с ревом подкатили мотоциклы. В кожанке, отделанной металлическими шипами и кнопками, мускулистый, разнузданного вида парень вышел вперед, мусоля в руках сигарету.

— Мне надо поговорить с суворовцем. Пусть отшвартуется на минутку.