Ольга Мирошниченко - В сторону южную

— Маша! — строго сказал Маркел Митрофаныч. — Мамка уж заждалась, до чего же ты все-таки неслух.

— Иду, иду, завтра не ждите, за кизяками надо идти, — сказала я, помня, что мундштучок дяди Никиты уже лежит в кармане моих трусов. Я незаметно взяла его, когда давала дяде Никите пить.

С мундштучком этим произошла странная история. Я совершенно не обращала на него внимания, и он мне даже не нравился. Просто трубочка из разноцветных колечек плексигласа. Дядя Никита не курил — не мог, но мундштучок всегда лежал у него на тумбочке, и иногда он просил меня дать ему подержать мундштучок в зубах. Мне не правилось, когда дядя Никита держал мундштучок в зубах, — было немножко смешно, когда из белого круглого шара, каким была голова дяди Никиты, торчал мундштучок. Но смешно было как-то странно, так, что смеяться не хотелось, а просто неприятно было смотреть. Но дядя Никита просил подержать мундштучок в зубах редко, только когда был в хорошем настроении, и я бы не взяла его никогда, если бы утром, накануне того дня, когда я увидела змею и жабу, Галя не рассказала маме про день рождения своей подруги Наташи и про то, как нехорошо поступила одна девочка, придя на день рождения без подарка. И мама тут же вспомнила, что через три дня день рождения у нашего соседа Владимира Ивановича и что он пригласил нас всех в гости, а она просто не знает, что ему подарить.

— Подари ведро, — сказала Галя, — все равно мы им пользуемся все вместе, а теперь оно будет считаться вроде его.

— Так не годится, — сказала мама и спросила меня: — Машенька, а в госпитале ты не можешь попросить Маркела Митрофаныча сделать такую же коробочку, как он сделал нам?

— У него больше нет этого, как его, плексиглаза, — сказала я.

— «Плексиглаза», — передразнила меня Галя, — глас стекло по-немецки, дас глас, — поняла? А лампа — ди лямпе, а стол — дер тиш.

— А как дура? — спросила я.

— Маша! Ты что это? — строго крикнула мама.

— Я тебе покажу, как обзываться, а ну подойди ко мне, — позвала Галя.

— Не пойду.

— Вот видишь… — начала Галя.

— Да перестаньте вы! Господи, что мне с вами делать, вот был бы папа…

Такие разговоры я не любила, мне становилось жалко маму за то, что без папы она не может с нами справиться, и я решила вернуться к прежней теме.

— Нет у него плексиглаза, из верхней палаты просил сделать один боец, а он мне сказал: «Передай, что нет плексиглаза».

— Что же подарить? — сказала мама грустно. — Надо что-нибудь хорошее, а у нас ничего нет.

Но у меня уже созрел план. Я знала, что я подарю Владимиру Ивановичу, чтобы он порадовался, а я не была такой плохой девочкой, как та, что пришла на день рождения Наташи без подарка. Сегодня, когда я буду в госпитале, я возьму у дяди Никиты мундштучок, он не заметит, и подарю его Владимиру Ивановичу. А потом, после дня его рождения, потихоньку заберу. Владимир Иванович подумает, что он потерял мундштучок, и не очень, наверное, огорчится, ведь он не курит. А я верну мундштучок дяде Никите, и всем будет хорошо. Надо только эти два дня, что останутся до дня рождения Владимира Ивановича, не ходить в госпиталь, чтобы они там не спрашивали меня про мундштучок, если заметят пропажу.

Но теперь из-за этих противных мальчишек мне стало так грустно, что захотелось немедленно увидеть Лешу, дядю Никиту, Маркел Митрофаныча и рассказать им про все: про змею и глупую жабу, про толстых сердитых теть, про мою новую печальную жизнь.

Поэтому раньше намеченного срока я снова появилась на пороге полутемной палаты, прижимая к животу утку. Дядя Никита, видно, был в очень плохом настроении, потому что все молчали, а это бывало редко. Маркел Митрофаныч что-то мастерил. Меня всегда удивляло, когда я выносила на свет в коридор вещи, которые он делал. Он делал их на ощупь, в полутьме, а были они все такие ладные, особенно палки с красивым узором, который Маркел Митрофаныч вырезал на них ножом. Палки эти он делал для бойцов, которые могли уже ходить.

Владимир Иванович где-то доставал толстые суки, я относила их Маркел Митрофанычу, а он делал из них красивые палки с узором.

— Здравствуйте, — сказала я.

— Здравствуйте, Марья Владимировна, — откликнулся Леша.

— Я тебе утку принесла, — сказала я.

— Очень кстати, — засмеялся Леша, — тащи сюда, а то она улетит.

— Ты бы не зубоскалил, — сказал Маркел Митрофаныч, — все-таки ребенок. А ты не таскай утки, не твое это дело.

— Доктор велел принести, — сказала я и залезла на койку Маркел Митрофаныча. На койке его хватало места — у Маркел Митрофаныча не было ног, и я всегда забиралась к нему и, прислонившись к другой спинке, сидела подолгу, беседуя с Маркел Митрофанычем.

— Тоже доктор называется, ребенка за уткой посылает, — сердито сказал Маркел Митрофаныч.

— Так я же всегда ношу. — Я вытянула ноги, устроилась поудобнее.

— Села и сиди, не вертись, — Маркел Митрофаныч был в очень плохом настроении.

— А я из детского сада убежала, — гордо объявила я, — меня мама отдала, а я убежала.

— Молодец, — похвалил Леша и робко спросил Маркел Митрофаныча: — А куда ж мне эту теперь девать?

— Я возьму, — я спрыгнула с койки.

— Куда девать! — передразнил Маркел Митрофаныч. — Малютка какой, ребенок за ним ухаживать должен.

— Да ну что вы, Маркел Митрофаныч, найдется мундштук этот, никуда он деться не мог, не сердитесь вы зазря, — сказал Леша.

— Маш, ты не видела мундштук Никиты? — спросил Маркел Митрофаныч.

— Мундштук? — переспросила я.

— Ну да. Закатился куда-то. Ты бы слазила под кровать.

— Слазь, Марья, откройте эту портянку, чтобы светлее было, а я глаза закрою, — Леша перевернулся на спину.

— Не надо. Не ищи, — неожиданно громко сказал дядя Никита.

— А я и в темноте вижу, — сказала я и полезла под его кровать.

— Не надо, я не хочу, бог с ним, я не хочу, — крикнул дядя Никита, — вылезай оттуда!

Я затихла под кроватью, лежала, прижавшись щекой к гладким прохладным доскам пола.

— Да ты не нервничай, в случае чего другую сделаю, еще лучше. — Маркел Митрофаныч потянулся и, свесившись со своей койки, держась одной рукой за ее спинку, другой погладил туго спеленатое бинтами туловище дяди Никиты. И я снизу увидела, как сильно надулись на его шее жилы. — У меня остался плексиглас, очень хороший, точь-в-точь как была сделаю.

— Ты же крестному хотел подарок сделать, — сказал дядя Никита.

— Да чего там! Может, креса и нет уже, а есть — так я сам такой подарочек, что другого не надо, — Маркел Митрофаныч засмеялся.

— Маша, вылезай, ты чего там лежишь, — уже тихо сказал дядя Никита.

— Я ищу, — я начала шарить руками по полу.

«Может, отдать его, — подумала я, — вроде нашла сейчас», — но я засунула слишком большой кусок макухи в маленький карманчик, он застрял в нем, и поэтому мундштучок вытащить было нельзя. Я уже потихоньку начала снимать трусы, чтобы достать из карманчика мундштучок, когда Леша сказал: