Бахыш Бабаев - Одиночество вдвоем

Дня, через три он приехал в райисполком, вошел в кабинет секретаря.

— Подождите, молодой человек, я занята, — грубо остановила его женщина. Она была одна и что-то писала.

Бабирханов тут же извинился и вышел за дверь. Ждать ему пришлось довольно долго — минут сорок-сорок пять. Наконец его пригласили.

— Я вас слушаю.

— Я прошу установить опекунство над моей сестрой. — Бабирханов протянул папку с документами.

Женщина развязала папку, просмотрела бумаги.

— И с какою целью?

— С самой земной.

Секретарь удивленно сняла очки.

— То есть?

— В любом случае она опекаема и мною, и отцом, и матерью, которая разведена с моим отцом.

— Так зачем же вы хотите официального опекунства? Живите, как жили.

— Это нужно для обмена квартир.

— Ну, так бы и сказали. Оставьте документы. Загляните через месяц.

— Заседания в райисполкомах проводятся обычно в конце месяца. Я зайду к вам через две недели, в начале марта.

— Рано. Не успеем.

— Успеете. Я уверен, успеете.

— А вы самоуверенный, однако.

— У меня нет лишних денег.

Секретарь остолбенела. Странно как-то заморгав, она скороговоркой переспросила:

— У вас нет денег? А при чем тут деньги?

— Для подарка. Вам, разумеется.

— Ну, знаете…

— Знаю. И не тяните. Волокита — избитая тема для фельетона, но для райисполкома она всегда актуальна. До свидания.

Бабирханов почти вылетел из комнаты, еле сдерживая себя от приступа сумасшедшего смеха. На лестнице, уже спускаясь, он откровенно рассмеялся. Интуитивно почувствовал — теперь тянуть не станут.

Третьего марта он подъехал с товарищем к райисполкому. В общем отделе ему вручили удостоверение о назначении опекунства. Многомесячные походы в военкоматы, ЖЭКи, райсуды, диспансеры, исполкомы закончились. Остались позади просьбы, так часто встречавшие равнодушие и безучастность. Как кадры фильма, промелькнули и забылись главврач диспансера, туповатый на вид психиатр, осторожный и холодный судья, нагловатый и самодовольный прокурор, лисья физиономия женщины из райисполкома. Они канули в небытие, как исчезает с течением времени все шаткое, недолговременное, построенное на корысти.

Оставалось сдать этот маленький клочок бумаги в горжилобмен и ждать решения комиссии…

…— Папа, папа, а гулять мы пойдем? — услышал Бабирханов голос дочери. Она подбежала и кинулась ему в объятия.

Он поцеловал дочку, погладил волосы.

— Ты не успела войти, а уже гулять. Не нагулялась там?

— Я на качели хочу…

— Зимой? В такое время?

Вошла Лала, вся запыхавшаяся.

— Эта Мила — банный лист. Прицепилась и не отстает. Еле вырвалась. — Она сняла пальто, перешла в спальню переодеться. — А обед ты разогрел?

— Нет. — Бабирханов включил телевизор. — Светочка, мы покушаем, а потом выйдем гулять. Где-нибудь здесь, недалеко. Ладно?

— Ладно.

— А что по Баку? — Лала подошла к телевизору и переключила его на другой канал.

«Человек и закон». На экране ведущий проинформировал о месте спекуляции в советском обществе. Следующий кадр — следователь и подследственный.

— Ваша фамилия? — спрашивает следователь.

— Кулиев.

— Имя?

— Ядулла.

— Скажите, Ядулла, вот в вашей квартире мы нашли промышленные товары на сто семнадцать тысяч рублей. Большинство из них — из московской «Березки». Как вы можете объяснить этот факт? Для чего вам они?

— Для продажи.

Бабирханов отложил вилку. Передача показалась ему интересной.

— Смотри, как они оба одеты — спекулянт и следователь, — предложил он жене.

— Великолепно.

— Если они поменяются местами, не поймешь, где следователь, а где жулик.

Лала недоуменно взглянула на мужа.

— Не понимаю тебя.

— На обоих дакроновые костюмы. Видишь, вот черный оттенок. Это перелив цветов. Мэйд ин Франсе. Купить его можно за триста рублей. Не поняла?

Лала пожала плечами.

— Ну, этот спекулянт, оставим его на время. А этот? Следователь. С окладом сто пятьдесят, сто семьдесят. Откуда у него такой костюм?

— Ну, мало… — неуверенно начала Лала, но муж прервал ее.

— На зарплату такой костюм не купишь. А на взятки — пожалуйста. Вот и выходит, один жулик, наделенный официальной властью, обвиняет другого, откровенного жулика. Откровенный жулик обществу не опасен. А вот этот подонок может разлагать всех окружающих. По крайней мере, многих. Лично я повесил бы такого блюстителя порядка.

— Не пей больше, а то и меня заодно с ним повесишь, — пошутила Лала.

Муж не откликнулся на шутку. Почему-то он вспомнил прокурора, его ухоженную машину. От прокурора, как говорил старый друг Бабирханова в аналогичных случаях, «разило деньгами». А ведь прокурор — государственный обвинитель, защищающий и оберегающий интересы всего народа. Каким же он должен быть кристально честным, чтобы действительно заслужить эту ответственную должность! Именно кристально честным, а не относительно честным. Само понятие «честность» настолько заплесневело, что, говоря о честности, мы привыкли тут же добавлять слово «относительно». И в то же время в глубине души надеемся, что не все такие. Есть порядочные, есть честные, но их очень и очень мало.

Бабирханов смотрел телевизор, но не вникал уже в сущность происходящего. Он заметно погрустнел. Процесс обмена изрядно притомил его, но и в то же время на многое открыл глаза. Если раньше, до обмена, ему доводилось слышать о взятках, подарках, угодничестве, он согласно кивал — мол, все это знакомо, понятно. В действительности же непосредственно с этими калечащими общество явлениями он столкнулся по-настоящему впервые. Волки, думал он, не люди, а волки.

Он украдкой взглянул на жену. Та была поглощена передачей. Светочка укладывала спать свою куклу, на всякий случай предварительно запеленав ее.

Вот сидит Лала, его жена. Вместе — седьмой год. Неплохой человек, хорошая хозяйка, прекрасная мать. Она учительница, на хорошем счету. Мягкая, отзывчивая. Казалось бы, чего еще? Любит его, любит семью. Но и она иной раз не понимает его, его, своего мужа, с которым живет бок о бок вот уже который год. Почему ей надо говорить — вот сейчас сделай то-то и то-то, а затем — вот это и это? Ведь она сама должна догадаться, что сейчас следует сделать то-то и то-то, а затем — это и это. Ведь выбор действия диктуется временем и необходимостью, а не указкой со стороны. Средства — соответствующие обстановке, обстоятельствам. Цель — еще один одно полезное для семьи дело. Хорошо бы проэкспериментировать — провести всем трудящимся целый рабочий день точно с такой вот отдачей всех сил, всего душевного жара на своих рабочих местах. Чтобы они отнеслись к своим служебным обязанностям так, как относятся к своим семейным, личным проблемам. Всего один день, ради эксперимента, что стало бы? Может, ничего особенного. Но производительность труда, его эффект улучшился бы как минимум раза в три.