Яков Ершов - Подростки

— И девчонка за ним ходит, — сказал дежурный. — Тоже какая-то чокнутая.

Слова эти обидели меня. Но раздумывать над ними было некогда. Боря, спустившись с крыльца, размашисто зашагал в сторону парка. Мне не хотелось его упускать из виду.

Свежая зелень парка, запах набухающих почек не обрадовали меня. Рядом назойливо горланили грачи. Шум раздражал меня, и я охотно вслед за Борей свернула в сторону. Мы шли по узкой аллее. На повороте ее показалась одинокая, чуть сутуловатая фигура. Ее школьники всегда узнавали издали. Лукич! Боря тоже заметил старого учителя и торопливо сошел с тропинки. Нет, нет, он не хотел видеть сейчас никого из своих знакомых. Особенно Лукича. Что можно сказать ему? Чем ответить на укор, который будет стоять в его добрых глазах? Мне бояться было нечего, и я пошла прямо, не теряя, однако, Борю из виду. Лукич шел медленно, и я удивилась: как же постарел учитель! В школе это было почти незаметно. Перед учениками Лукич держался всегда прямо, входил в класс бодро. А тут, или потому, что устал, или надеялся, что его никто не видит, он шел пригнувшись, вобрав шею в плечи, припадая на левую ногу, раненную на войне.

Мне захотелось пойти за ним, догнать, сказать доброе слово. Отыскав взглядом Борю, замечаю, что и он остановился, смотрит из-за кустов на Лукича. Увидев меня, он повернулся и скрылся за деревьями.

И все же он пошел за Лукичом. Следуя на некотором отдалении друг от друга, они дважды пересекли парк. Потом вышли на проспект и свернули на пустырь, где мальчишки гоняли мяч, а Боря был их добровольным судьей. На этот раз Боря не пошел через пустырь.

Он дождался, когда Лукич, пройдя мимо бревен, на которых обычно сидели зрители, обогнул футбольное поле и вышел между домами в сквер. Через проходной двор Боря подошел к скверу с противоположной стороны. Лукич сидел на скамейке, положив обе руки на трость и низко опустив голову. Я видела, что Боря подошел слишком близко.

Лукич поднял глаза и, казалось не видя ничего перед собой, долго смотрел в пространство. Неожиданно он оторвал руку от трости и поманил Борю пальцем. Он ничего не говорил, не поднимался со скамейки, а только манил его. И Боря пошел к нему.

Мне неловко было и дальше здесь оставаться, и я решила уйти. Но едва я высунулась из-за куста, как Федор Лукич окликнул меня:

— И ты, Нина, иди сюда. Не помешаешь. Чего ты, пугливый заяц, по кустам прячешься?

Пришлось мне выйти из своего убежища.

— Садись, — сказал Лукич, когда Боря приблизился. И, видя, что парень колеблется, добавил более решительно: — Садись, садись. Надо уважать старика. Ведь я с утра тебя ищу.

Боря присел на краешек скамейки. Лукич изучающе окинул его взглядом.

— Понимаю, что от вопросов ты устал. Но я спрошу тебя только об одном: почему не идешь домой?

Боря и робко и доверчиво посмотрел на учителя:

— Не могу, Федор Лукич. И мать жалко и сестренку. Что я им скажу?

— А отец?

— Отцу не до меня. У него свой интерес.

Очень, наверное, подмывало Лукича спросить, почему же так с отцом получается, но какая-то интуитивная сила удержала его от готового сорваться с губ вопроса. Не только меня, всех старшеклассников удивляла эта способность Лукича сдерживать себя. Годами вырабатывались у него правила взаимоотношений с учащимися, позволяющие учителю не быть слишком назойливым, но и не оставаться в полном неведении. И на этот раз Лукич остался верен своему обещанию: больше ничего не спрашивать. Они заговорили о постороннем.

— Ранняя сегодня весна, — сказал Лукич, беря в руку склонившуюся над скамейкой веточку тополя. — Вот и почки уже набухают. Еще неделя-две — и лопнут, зазеленеет наш сквер.

— Да, зазеленеет, — ответил Боря и не удержался, поделился новостью: — А на пустыре, что вы, сейчас проходили, с краешка у забора, я еще с утра приметил, верба цветет. Диковинно, правда: в городе среди камней верба цветет. Пчелы — откуда они-то тут берутся? — так и вьются вокруг нее, так и вьются. Я постоял, постоял, позавидовал им, пчелам, и пошел.

— Ты что же, за мной сейчас шел? — спросил Лукич.

— Ага, за вами. Я уже здесь, в сквере, дал промашку. Загляделся на вас: грустный вы такой сидели и задумались сильно. Я и не успел спрятаться.

Стайка воробьев пронеслась над нами, весело галдя и радуясь весне. Один воробушек задержался, присел на скамейку напротив, покрутил головкой, словно принюхиваясь. Покосился одним глазом на Лукича с Борей и слетел к поблескивавшей на солнце луже. И Боря и Лукич, словно на диковинку, засмотрелись на этого воробья. А он глянет пугливо на них, торопливо наклонит головку, схватит каплю воды и, подняв клюв вверх, глотает ее, смакует, словно чай с булкой пьет. Когда Боря сказал об этом учителю, я подумала, что это сравнение пришло ему на ум неожиданно, но оно вызвало воспоминание из недавнего детства. Боря поделился им.

— А я однажды, — тихо, чтобы не спугнуть птаху, начал он, — видел, как воробей чай с малиной пил.

— Да ну! — удивился Лукич.

— Правда, правда, — уверял Боря. — Давно это было. Когда еще отец добрым был. Отправились мы с ним по грибы. Рассвет едва пробивался. Роса на траве обильная выпала. Ходили мы, ходили, грибов не нашли. Присели в малиннике на пенек отдохнуть. Тихо кругом. Вдруг ветка одна колыхнулась. Отец меня за руку цап: не спугни, дескать. Смотрим, воробей уцепился лапками за веточку, качается. Потом глазом повел (большущий глаз, мне показался), увидел ягодку, клюнул ее. Нацелился на листик, по которому росинка катилась, клюв раскрыл, чуть-чуть до листка дотронулся, росинка и упала ему в рот. Он ее проглотил и опять ягодку клюнул. И снова клюв раскрывает, листик теребит, ждет, когда росинка ему в рот скатится. Мы потом с отцом долго смеялись, вспоминали, как воробьишка чай с малиной пил. Вот и этот, — кивнул Боря на воробья у лужи. — Смакует, словно из хрустального ключа пьет.

— Да нет, — вступился за птичку Лукич. — Он не дурак, воробей. В луже вода снеговая. Говорят, очень полезная.

— Говорят, — согласился Боря. — Я тоже об этом читал.

Воробей наклонился над лужей последний раз, проглотил еще каплю снеговой воды и, вспорхнув, улетел.

— А ведь и нам пора, — проводив воробья взглядом, сказал Лукич.

— Пора, — отозвался Боря.

— Пойдем-ка, брат, ко мне, — предложил Лукич. — Давно ты у меня не был. И Нина нам компанию составит. А?

— Мне все равно, — ответил Боря.

— Вот и хорошо. Чайку вскипятим, погреемся, — продолжал Лукич. — Полегчает. А хотите, в книгах у меня пороетесь. Много новых пришло: и по математике, и по литературоведению, и по физике. Не успеваю я с ними разбираться. Недавно вышла новая работа по физике частиц. Я ее только полистал. Могу уступить тебе очередь.

— Я с удовольствием, — с благодарностью отозвался Боря.