Василий Голышкин - Большая починка

— По русскому письменному, — сказал я. — Переписать и расставить знаки препинания.

— Чем? — холодно спросил Павка.

— Чего… чем? — не понял я.

— Чем он будет расставлять эти… как их… знаки запинания? — заорал Павка.

Я разозлился и заорал в тон Павке:

— А чем он будет задачи решать?

— Карканьем, — сказал Павка, — как ворон Яков!

— Петух не каркает, — сказал я, — петух кукарекает.

— А мы его переучим, — сказал Павка, — каркать будет. Он подумает, что по-другому нельзя и… Кар-рр!

Петух поднял голову и насторожился.

— Кар-рр! — поддержал я Павку.

— Кар-рр… Кар-рр… Кар-рр! — заорал Павка.

— Кар-рр… Кар-рр… Кар-рр! — завопил я.

И петух не выдержал, взмахнул крыльями и затрубил так, что мы чуть не оглохли:

«Ку-ка-ре-ку!!!»

Дверь распахнулась, и в сарай, путаясь в длинной юбке, вошла Павкина бабка. В руках у нее сверкал топор.

— Где он? — мужским голосом спросила бабка.

Я на всякий случай спрятался за Павку. Мало кого она имела в виду? Может, меня. Я сам слышал, как она раз уверяла Павкину мать, что дружба со Славкой, то есть со мной, не доведет ее сына до добра.

— Где он? — повторила бабка, наступая на Павку.

— А, он… — не представляя, о ком идет речь, воскликнул Павка. — А его здесь не было.

— Как не было? — затрубила бабка. — А петух? Петух днем кричал, стало быть, хоря увидел.

— А, хоря, — как родному, обрадовался Павка. — Хоря мы погнали. Я и вот он, Славка. Мы на него как… — Павка сжал кулаки. — А он от нас как… и улетел.

— Чего? — опешила бабка. — Хорь-то?

Надо было выручать друга.

— Улизнул, — сказал я. — Павка хотел сказать, улизнул.

— Да, — сказал Павка, — я хотел…

Бабка подозрительно покосилась на нас и, уходя, вдруг закричала женским голосом:

— Куря, куря, куря…

И что удивительно, наш петух, гордая птица, будущее светило математической мысли, тотчас отозвался на эту унизительную кличку и, радостно кокоча, сиганул со стола вслед за бабкой. Павка едва успел отцепить резинку.

Опыты по ликвидации пропасти между умом животных и человека пришлось отложить.

…В честь ворона Якоба мы решили назвать своего петуха Яковом.

— Яков, Яков, Яков! — закричал Павка, встретив петуха на следующий день.

Петух и гребнем не повел.

— Куря, куря, куря, — закричал я, подражая Павкиной бабке, и петух, гордая птица, со всех лап бросился на мой зов.

Мы заманили Курю в старую баню и стали снова обучать его вороньему языку.

— Кар-рр! — надрывался Павка.

— Кар-рр! — выходил из себя я.

«Ко-ко-ко!» — кокотал Куря.

«Хо-хо-хо», — слышалось нам с Павкой.

Петух, видимо, просто издевался над нашими усилиями научить его вороньему языку.

— Ничего не попишешь, — вздохнул мой друг Павка, — пусть на своем языке разговаривает.

Он вынул три ячменных зернышка и положил на скамейку, где сидел Куря.

«Ко-ко-ко!» — трижды прококотал петух.

Я побледнел и посмотрел на Павку. Павка побледнел и посмотрел на меня. Такого волнения мы еще никогда не испытывали. Еще бы, наш Куря с первого урока научился считать до трех!

— Теперь пойдет, — ликовал Павка. — Теперь только подсыпай! Сегодня — до трех. Завтра — до четырех, а там и до тысячи!

— А что, если сразу? — сказал я.

— Что сразу? — не понял Павка.

— До тысячи… Насыпать, и пусть считает.

Павка задумался.

— Нельзя, — сказал он, — птицу испортить можно. Собьется со счета и…

Я всегда и во всем уступал Павке. Но тут меня как подменили.

— Ну, не до тысячи, — ныл я, — пусть до ста.

— Ладно, — сдался вдруг Павка. — Держи Курю.

И пока я держал петуха, Павка отсчитал сто зерен и рассыпал по столу.

— Пускаю! — крикнул я.

— Давай! — крикнул Павка и взмахнул рукой, как судья на старте.

«Ко-ко-ко-ко-ко» — закокотал Куря, пожирая зерна.

— Раз, два, три, четыре, пять, — дуэтом считали мы, гордясь петухом и друг другом.

«Ко-ко-ко-ко-ко», — кокотал Куря.

— Шесть, семь, восемь, девять, десять, — считали мы.

«Ко-ко-ко…»

— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

Я много раз слышал, что тринадцать несчастливое число. Слышал, но не верил. Теперь буду верить.

«Тринадцать!» — сосчитали мы с Павкой и в ту же секунду услышали:

— Куря, куря, куря…

«Ку-ка-ре-ку!» — завопил петух и, как лев, ринулся к двери.

— Держи! — крикнул Павка, растопыривая руки.

Поздно. Петух вышиб грудью дверь и вышел вон.

Я с опаской покосился на своего друга. Разозлится или не разозлится на то, что я не сумел помочь ему удержать Курю? Павка был спокоен. Он стоял в двери, скрестив руки, с загадочной улыбкой смотрел вслед будущему светилу математической мысли.

— Ничего, — сказал Павка, — этот петух еще принесет нам славу.

К концу каникул мы так выдрессировали петуха, что он бегал за нами, как собачонка, откликался на каждый наш свист… Но решать задачи он так и не научился, сколько мы ни бились над его образованием.

Я не выдержал. Я сдался. И как-то раз, во время дрессировки, стараясь не глядеть на своего друга Павку, сказал:

— А может, ее и нельзя преодолеть…

— Кого ее? — спросил Павка.

— Пропасть, — сказал я, — между умом животных и человека.

Павка не удостоил меня ответом. Он терпеть не мог нытиков. Оставалось работать и терпеливо ждать, когда Куря принесет нам славу.

И он принес нам ее…

В день закрытия городского лагеря меня и Павку назначили барабанщиками. Павка был на седьмом небе. Я — не ниже. Еще бы, пройти во главе колонны через весь поселок! Знакомые мальчишки полопаются от зависти, как стаканы от кипятка.

И вот марш начался. Павка поднял кленовые палочки и что было духу принялся будить старого барабанщика. Но старый барабанщик спал крепко. Он только чуть-чуть проснулся, чтобы перевернуться на другой бок и снова задать храпака, но я был начеку! Я не позволил ему этого сделать. Так хватил по барабану, что старый барабанщик окончательно проснулся и вместе с нами забарабанил в барабан.

Мы вышли на центральную улицу.

Подошли к школе.

Поравнялись с толпой, стоявшей возле школы. И вдруг толпа, как гора, раскололась от смеха.

Над кем же она смеялась? Я оглянулся и чуть не выронил из рук барабанные палочки. Позади нас, гордо выпятив грудь, церемонно, звеня шпорами, шлепал Куря. Его темно-бордовый гребень трепетал на ветру, как пиратский флаг. Петух и Павка. Они так были похожи друг на друга!..

Я не выдержал. Я схватился за живот и нырнул в толпу. Пусть что хотят думают, но находиться в обществе Кури и Павки я просто больше не мог.

…На следующий день, утром, я, как всегда, пришел к Павке. Мой друг был хмур, как небо перед дождем.

— А где?.. — начал я, оглядываясь.

Павка, конечно, сразу догадался, кого я имею в виду — Курю.

— Здесь, — сказал Павка и, мрачно похлопав себя по животу, пожевал губами.