Вацлав Серошевский - Якутскіе Разсказы.

Давно, хотя не слишкомъ давно, когда городъ Якутскъ только что построили, ушелъ оттуда на низъ (Лены) русскій Бродяга 29). Онъ жилъ — кормился надъ моремъ промышляя. Тамъ у него было три избушки, гдѣ онъ, кочуя, останавливался. Разъ пріѣхалъ онъ въ одну избушку и, привязавши собакъ, ушелъ рубить сушникъ для топки. Вдругъ слышитъ — собака тявкнула. Испугался, такъ какъ кромѣ него, туда еще никто не заходилъ. Пошелъ на голосъ узнавать. Пошелъ на лыжахъ. Шелъ, шелъ — ничего не замѣчая, только вдали будто мелькнуло что-то черное, только впереди рѣялъ дымокъ, похожій на паръ собачьяго дыханія. Долго онъ зря шелъ, пока напалъ на слѣды собаки, до того громадные, что онъ ихъ не призналъ въ началѣ. Тутъ же по близости виднѣлись слѣды человѣка, цѣлый аршинъ длиною и свѣжій слѣдъ волка. Удивился Бродяга и захотѣлось ему непремѣнно узнать, что это были за люди и животныя, такія огромныя и такъ быстро исчезнувшіе. Долго онъ ихъ отыскивалъ, но, не найдя, усталый возвратился домой. Подходитъ и видитъ — передъ его избой стоятъ сани, запряженные четырьмя собаками, величиною съ жеребенка; на саняхъ лежатъ четыре убитыхъ волка. Человѣка нѣтъ. Открылъ двери: у порога торчатъ ступни человѣческія, въ углу противъ огня, навалясь тѣломъ на стѣнку, пятками упершись въ двери, полу-лежитъ, полу-сидитъ великанъ. Бородатую рожу къ нему повернулъ и глядитъ на него, молча, громадными глазами. Въ комелькѣ горитъ огонь, на огнѣ стоитъ котелъ — и въ немъ варится мясо. Досадно стало Бродягѣ, онъ испугался, выскочилъ, раздумываетъ, какъ быть… Мужикъ онъ былъ сильный и смѣлый, оружье у него было хорошее, но оружью онъ не довѣрялъ. Пошелъ въ лѣсъ выломалъ дубину и опять вошелъ въ избу. Тутъ онъ съ размаху ударилъ дубиною пришельца по головѣ, тотъ не моргнулъ даже и, какъ смотрѣлъ раньше на него, такъ и смотритъ. Бродяга ударилъ его второй разъ еще крѣпче, ударилъ третій — и только, когда еще разъ замахнулся, пришелецъ заговорилъ по-русски:

— Будетъ! Ты кто такой?

— Я хозяинъ этой избушки!

— Да… Тогда — другое дѣло! Я виноватъ, что безъ твоего спроса сюда залѣзъ и пищу взялъ у тебя… Ну и будетъ: ты меня билъ — я не сержусь! Ты тоже не сердись… Ты, вижу, молодецъ а только малъ, черезмѣрно ты малъ тѣломъ… А мысли твои большія (улаханъ саналахъ). Скажи ты мнѣ, почему ты такой маленькій? Что ты ѣшь? Чѣмъ живешь?

— Живу промысломъ, а ѣмъ что люди ѣдятъ: мясо, рыбу, молоко.

— Тащи сюда! Накорми меня и собакъ. Посмотримъ.

Бродяга угостилъ незнакомца всѣмъ что у него было: мясомъ, рыбой, молочной пищей — хаякомъ. Приходили туда «казаки» и привозили молочную пищу мѣнять на мѣха.

Особенно «хаякъ» 30)понравился незнакомцу.

— Хорошую ѣшь, вижу, пищу, такъ отчего ты такой маленькій? А чей ты будешь? какого народа?

— Я человѣкъ «Бѣлаго Царя».

— А много васъ?

— Много!

— А всѣ вы такіе жалкіе?

— О нѣтъ! Я самый маленькій! — схитрилъ Бродяга: — всѣ другіе такіе большіе, что я погибъ бы отъ ихъ дуновенія. Вотъ почему я убѣжалъ!

— Правда, ты маленькій, но много о себѣ думаешь… Знаешь, я останусь у тебя ночевать. Накорми моихъ собакъ!

Накормилъ бродяга собакъ, а съѣли эти собаки вчетверомъ столько, сколько не съѣстъ восемь обыкновенныхъ.

Ночевали. Уѣзжая, по утру, пришелецъ подарилъ Бродягѣ кожи двухъ волковъ и сказалъ:

— Не думай узнавать, прослѣживать кто я… и не говори даже никому, что со мною встрѣчался… Иначе будетъ худо… будешь пенять не на меня, а на себя. Помни!

Сѣлъ, крикнулъ на собакъ и умчался, точно вѣтромъ сдунуло.

Долго глядѣлъ вслѣдъ ему Бродяга, удивляясь быстротѣ бѣга и всему, что случилось. Цѣлый день раздумывалъ о томъ, что сказалъ ему незнакомецъ и рѣшилъ не послушаться его:

— Должно быть онъ лжетъ, пугая меня… А я — все-таки поѣду!

Заготовилъ на полъ-мѣсяца пищи для себя и для собакъ, и поѣхалъ, высматривая слѣды. Ѣхалъ цѣлый день, пока пріѣхалъ на первую остановку незнакомца. Видитъ собачій калъ, остатки пищи, попробовалъ ладонью — еще теплые (талые). Обрадовался.

— Должно быть не далеко — можетъ быть нагоню… подумалъ. Двинулся въ путь. Опять проѣхалъ день и добрался до второй. «кормежки» незнакомца. Эта была уже холодной, мерзлой. Дальше все уже встрѣчалъ остывшія ночевки. Такъ онъ проѣхалъ дней девять. Наконецъ, вечеромъ девятаго, дня замѣтилъ вдали, точно туча виситъ… Подъѣхалъ ближе, — видитъ гора, а на гору ведетъ широкая, проѣзжая дорога, прорубленная въ лѣсу. Задержалъ собакъ, повернулъ ихъ мордами назадъ, привязалъ къ дереву, поворотилъ сани и пошелъ по дорогѣ на гору. На вершинѣ горы видѣлъ много огромныхъ домовъ, огороженныхъ по-русски высокимъ заборомъ. По серединѣ стояла церковь большая и красивая на рѣдкость, а около нея домикъ безъ ограды, должно быть «караулка». Были сумерки и никого на улицѣ не было. Бродяга подкрался къ домику, насилу отперъ тяжелыя двери и вошелъ. Въ избѣ свѣтло, хотя нигдѣ не видно огня. Кругомъ вдоль стѣнъ «нары», завѣшенные занавѣсями. Бродяга, постоявши по серединѣ и не слыша ничего, рѣшился заглянуть за одну изъ занавѣсей. Видитъ: лежитъ человѣкъ, еще больше того, съ которымъ онъ встрѣчался. Заглянулъ за другую занавѣсь — и тамъ великанъ. Испугался. Но любопытно ему; заглянулъ еще за одну: тамъ лежитъ женщина неимовѣрныхъ размѣровъ. Сталъ смотрѣть — оглядываться по сторонамъ; замѣтилъ русскую печку и вверху надъ ней камень; изъ камня лился свѣтъ. Полюбопытствовалъ. Вдругъ слышитъ кто-то идетъ; испугался и спрятался подъ печку. Вошелъ огромный человѣкъ и сталъ грѣть руки у печки.

— Ычча! говоритъ, — вамъ тутъ хорошо въ теплѣ спать, а мнѣ-то каково? Такой холодъ!

Согрѣлся и ушелъ. — Что дѣлать? — раздумывалъ Бродяга. Какъ убѣжать отсюда? Не хотѣлось ему уйти съ пустыми руками. Поставилъ стулья одинъ на другой, а были они такъ велики — въ уровень съ его лицомъ, влѣзъ по нимъ на печь, снялъ свѣтящійся камень и засунулъ его себѣ подъ мышку. Стало вдругъ темно. Тогда, Бродяга осторожно приблизился къ спящей женщинѣ, толкнулъ ее и говоритъ:

— Жена дай что-нибудь: мои мѣховые штаны разорвались — снѣгъ набивается туда. Холодно. Нужно починить!

Женщина заворочалась, схватила что-то изъ подъ себя и выбросила. Оказалась… лисица. Немного спустя спрашиваетъ бродягу:

— Кто ты такой? Будто ты не мой мужъ. Дайка палецъ!

Бродяга далъ палецъ, баба схватила его и сжала точно въ тискахъ. Напрасно Бродяга силился вырвать, дергалъ и тянулъ. Наконецъ, видя, что не отпуститъ она его пальца, отрѣзалъ суставъ и убѣжалъ. Убѣгая, все бросилъ: и свѣтящійся камень, и дорогую шкуру лисицы. Съ окровавленной рукой, испуганный пустился безъ оглядки внизъ по дорогѣ. Тутъ въ потьмахъ о что-то задѣлъ, что загудѣло, будто тысяча колоколовъ сразу зазвонила. Въ головѣ у него помутилось. Бѣжитъ безъ памяти и слышитъ сзади за собою громкіе, точно громъ, голоса да крики.