Семен Журахович - Кто твой друг

— Нельзя так, — повторила она. — Как нельзя?

— Он сам себе вредит.

— Чем?

Вакуленко хмыкнул:

— Есть, дорогая Ирина, такая мудрая восточная поговорка: «Если, направляясь куда-нибудь, ты по дороге будешь бросать камень в каждую собаку, которая залает на тебя, ты никогда не достигнешь цели».

Маленькая уличка кончилась, дальше лежало опытное поле, за ним — невидимая в темноте лесная полоса. Они повернули обратно. Вакуленко шел как-то боком, все заглядывая Ирине в лицо. Пенсне он давно спрятал.

Не поворачивая головы, она сказала:

— А у вас для каждой собаки кусочек колбасы в кармане?

Вакуленко отшатнулся.

— Кажется, — язвительно проговорил он, — вас покорил этот суровый рыцарь из Олешковских песков. Однако гордый рыцарь этого даже не заметил…

Вакуленко тут же пожалел, что у него вырвались эти слова: он все-таки немножко знал Ирину.

Она ответила не сразу. Шла и молчала, терзая его этим молчанием. Потом он едва расслышал сказанное про себя:

— Пошлость. Все то же… Все то же…

Тогда он заговорил горячо, даже с нежностью в голосе:

— Простите, хорошая моя Ирина. Простите. Это просто… бестактность, глупость. Забудьте…

Он замолчал. Ирина шла, глядя прямо перед собой.

— Вы должны знать, Ирина, что… В конце концов консультации с Панасом Юрьевичем — это повод. Всего лишь повод. Я приезжаю сюда только ради вас.

Не поворачивая головы и не повышая голоса, Ирина сухо проговорила:

— Не утруждайте себя в дальнейшем… Пожалуйста.

Кардаш подумал, что Тоня не случайно оказалась у дома для приезжих в тот момент, когда он подошел к калитке. Сейчас должна была прибыть машина, которая отвезет его в город.

— Ты уже уезжаешь? — спросила Тоня. — Почему так скоро?

Кардаш почувствовал: все это — и улыбка, и удивленный взгляд, и нарочито небрежное движение руки, в которой Тоня держала перчатку, — все это ложь.

— Надо, — сказал он. — Спешу…

— Когда приедешь насовсем?

— Не знаю… Возможно, не приеду вовсе.

Тоня схватила его за руку.

— Микола, как тебе не стыдно! Неужто из-за такой мелочи…

— Мелочь?.. — чуть заметно усмехнулся Кардаш. — Пусть так.

— Да, да, мелочь, — горячо проговорила Тоня. — Леонид ничего против тебя не имеет… Он мне рассказал. Ну, мало ли что было. Вот увидишь: поработаете вместе, и все будет хорошо.

— Нет, — качнул головой Кардаш. — Я не могу работать с Шавловским.

Тоня прищурилась:

— Тебе Решетняк уже что-то посулил? Неужели ты думаешь, что старый чудак поедет куда-нибудь просить, чтоб Леонида забрали, а взяли тебя? Послушай, это же смешно. Неужто кто-нибудь серьезно может…

— Я совсем не хочу, — оборвал Кардаш, — и не собираюсь никого выживать.

Тоня притихла.

— И что же, — заговорила она уже совсем другим тоном. — Опять на пески?

— У меня есть свое дело, Тоня… А пески или не пески, какое это имеет значение?

— Ведь ты сам себе вредишь. Здесь диссертация, перспективы…

Кардаш посмотрел на нее.

— Недавно я прочитал в каком-то стихотворении: «Каша с вами, а душа с нами…» — Увидев приближающуюся автомашину, он торопливо проговорил: — До свидания.

Тоня смотрела ему вслед каким-то странным взглядом: в глазах ее, казалось, застыла грусть, как вчера, когда она произнесла: «Ты хороший, Микола…», и в то же время в них можно было прочитать насмешку, осуждение, уверенность в своей правоте.

Когда машина оставила позади поселок, Кардаш вдруг вспомнил: ведь он не попрощался с Ириной! Собирался подъехать к ее дому… Ах, как нескладно вышло! Со злостью подумал про Тоню: «И откуда ее нелегкая принесла!»

Кардаш искоса взглянул на шофера. Машину вел пожилой, усатый, видимо, неразговорчивый человек. Возвращаться было неудобно.

А Тоня шла и, кусая губы, невольно сравнивала Леонида с Кардашем. Было тяжело на душе, и она искала утешения в том, что ругала Миколу: «Легкомысленный мальчишка! Что о нем думать?»

Придя в лабораторию, Тоня поздоровалась с Ириной. Та стояла посреди комнаты, склонившись над ящичками с образцами почв.

— А Кардаш уже уехал, — с нарочитой беззаботностью вымолвила Тоня. — Промчался на машине, едва головой кивнул…

Ирина на миг подняла голову и снова опустила. Но Тоня успела заметить, что мелькнуло в ее глазах. «Весь вечер поглядывала на него — и впустую», — с ехидным удовольствием подумала Тоня, а вслух посочувствовала:

— Даже не попрощался по-человечески…

Она ждала, что Ирина что-нибудь скажет, но та молчала. Если бы Тоня могла проникнуть в ее мысли, она была бы очень удивлена. Ирина и в самом деле думала о Кардаше, но без укора. Уехал Кардаш. Что ж… Он знает свой путь. Жаль, конечно, что она не пожала ему руку на прощание. Жаль.

Прошло несколько дней. Жизнь на Крутояровской станции, на хуторе, как сказал проезжий шофер, внешне шла тихо и спокойно.

Однако это было кажущееся спокойствие. Кто-то что-то узнал, что-то кому-то рассказал… Собственно, не кто-то, а веселый говорун Петро Спиридонович, который неведомо как всегда первый обо всем дознавался. Нехватку подробностей он умело восполнял своими юмористическими комментариями.

Но достоверно никому ничего не было известно.

Никто не знал, о чем именно говорил директор Панас Юрьевич с Леонидом Шавловским, плотно прикрыв дверь своего кабинета. Никто не знал, почему директор вдруг неожиданно выехал в служебную командировку и куда именно он поехал. Если в Киев, то неужто и в самом деле в министерство? А если в министерство, то неужто в самом деле он будет там говорить о давно пожелтевшей в архивах издательства рецензии без подписи?.. Быть может, не только Тоне это покажется наивным и смешным.

Единственным достоверным фактом было то, что Ирина получила письмо от Кардаша.

Она стояла у окна и читала. Высокое апрельское солнце щедро заливало ее лицо, а Тоне, не спускавшей с нее глаз, казалось, что это Ирина светится.

Тоня не утерпела и спросила:

— От Миколы?

— От Миколы, — подтвердила Ирина и посмотрела на Тоню глазами человека, который после безрадостных поисков и гнетущих разочарований сделал большое открытие, но еще сам себе не верит и рассказать о нем пока никому не может.

Утром, придя в институт, я с наслаждением включаюсь в «самодеятельную пятиминутку», как назвал Диденко нашу веселую словесную перепалку, после которой начинается рабочий день. Направляюсь к себе и ловлю пытливый взгляд Зинаиды Кирилловны. Догадываюсь: сегодня будет серьезный разговор. Очень серьезный.

Так и есть.

В начале первого я слышу требовательный стук в дверь. Не успеваю ответить, как дверь резко отворяется, Зинаида Кирилловна подходит быстрым шагом и спрашивает: