Семен Журахович - Кто твой друг

Гости встали из-за стола. К Кардашу подошла хозяйка дома и, сияя добрыми глазами, спросила:

— Вы к нам уже насовсем?

— Нет, пока еще, как говорят, на смотрины.

— Когда вы уезжаете?

— Может быть, даже завтра. Хочу еще к матери заехать.

— А наш уже второй год собирается, все ему некогда, — вздохнула она и стала прибирать со стола.

Кто-то мягко сжал его локоть. Кардаш оглянулся: рядом стоял Вакуленко. Короткими пальцами он придерживал непослушное пенсне.

— Простите, два слова…

Они отошли к окну.

— Чудесный вечер в чудесной компании, правда? — сказал Вакуленко. — Курите?.. Я, дорогой Микола Игнатьевич, рад, что у вас теперь более широкий взгляд на жизнь.

— Не понимаю…

— Вы нашли правильный тон в отношении Леонида Кондратьевича.

Кардаш пристально посмотрел на Вакуленко, бросил взгляд на Тоню, которая вместе с Ириной помогала хозяйке готовить стол к чаю, и снова уставился в раскрасневшееся лицо Вакуленко.

— Что вы имеете в виду? — голос его прозвучал резко.

— Рецензийку, — хихикнул Вакуленко и зажмурился, будто вспомнил что-то очень приятное. — Ту самую, что гробанула вашу книжку без попа и панихиды. Ох и рецензийка была. Даже мы, люди бывалые, и то ахнули. Главное, он перед тем написал брошюру…

Вакуленко умолк. С потемневшего лица Кардаша на него потрясенно смотрели вдруг ставшие черными глаза.

— Позвольте… — несколько растерялся Вакуленко. — Разве вы не знали, что ту рецензию писал Шавловский?.. Но… мало ли что было? Теперь вам и подавно не к чему ссориться с Леонидом Кондратьевичем. Он человек с весом…

Перехватив тяжелый взгляд, который метнул Кардаш в ту сторону, где стоял Шавловский, Вакуленко сжал его локоть.

— Я вам ничего не говорил, слышите? Вы узнали об этом не от меня и не сегодня… Слышите? — Задрав свою маленькую голову, Вакуленко сквозь пенсне испуганно смотрел на высокого Кардаша.

Что сделал бы на месте Кардаша другой? Отложил бы разговор на завтра, на послезавтра, до подходящего случая — не в гостях же выяснять такие вещи? Или замолчал бы некрасивую историю совсем, чтоб не ссориться с заместителем директора?

Не об этом думал сейчас Кардаш. Незнакомая ему острая боль пронзила сердце: «Как же так? Почему?..»

Сколько раз в эти годы он мысленно бросал в лицо неведомому рецензенту желчные и гневные слова: «Кто ты такой? Тоже лесовод? Специалист? И к тому же теоретически подкованный. Как же ты мог растоптать идею возрождения степей, осквернить память Докучаева, Мичурина, чьи имена, наверно, поминаешь каждый день? Тебе показалось, что «ситуация изменилась», и ты кинулся рубить молодые деревца, украсив топор лентами надерганных цитат. О, у тебя, конечно, успехи, печатные труды! А платишь ты за эти успехи недорогой для себя ценой — беспринципностью, трусостью, эгоизмом… Кто ты такой? Что ты напишешь, что ты скажешь завтра?»

— Я вам ничего не говорил, слышите?..

Кардаш непонимающе смотрел на Вакуленко: «Чего он тут прыгает, что ему надо? Может, это вообще все сплетни, выдумки?» Отстранив рукой Вакуленко, Кардаш подошел к Шавловскому и, глядя ему в лицо так пристально, что оно даже слегка расплылось перед глазами, тихо спросил:

— Это вы писали отзыв на мою работу?

— Какой отзыв? — Лицо Шавловского еще больше расплылось и казалось Кардашу каким-то желтоватым пятном.

— О моей книжке, три года назад…

Шавловский попробовал улыбнуться, растянул губы:

— Было, кажется, что-то в этом роде… Но вы прекрасно знаете, что тогда…

— Я вас презираю, — тяжело переводя дыхание, бросил ему Кардаш и отвернулся.

В комнате были люди, слышны были их голоса. Но Кардаш ничего не видел. Наконец, словно из тумана, выплыли Петро Спиридонович и агроном, сидевшие на диване. Петро Спиридонович что-то рассказывал, оба смеялись. У стола хлопотали женщины; Ирина бросила на него удивленный взгляд. А у окна застыл Вакуленко, зажав пенсне в опущенной руке.

Кардаш беспомощно искал глазами дверь. В эту минуту неизвестно откуда возле него возник Панас Юрьевич.

— Зайдемте ко мне на минутку. — Он провел Кардаша узким коридорчиком в небольшую комнату, заставленную книжными полками. — Садитесь!

— Спасибо, — машинально ответил Кардаш, но не сел.

— Слышал, слышал, — сказал Панас Юрьевич, блеснув веселыми искорками в глазах. — Ваш разговор с Леонидом Кондратьевичем был краток, но весьма красноречив. Все-таки не ожидал я от него… Думал — святая ограниченность. А тут похуже — приспособленчество с его первой заповедью: «Чего изволите?» Но, поверьте мне, стреляному воробью: живой мысли никто не убьет. — Решетняк погрозил кому-то сухим костлявым пальцем. — Ну, успокойтесь, и пойдем выпьем чайку.

Кардаш отрицательно покачал головой.

— Спасибо…

— Друг мой…

— Я вас глубоко уважаю, — сказал Кардаш, — и потому не разрешу себе в вашем доме… как следует закончить этот разговор. Простите, Панас Юрьевич, я пойду.

Панас Юрьевич тряхнул головой, внимательно посмотрел на Кардаша и развел руками:

— Что с вами поделаешь… Ладно, завтра поговорим.

— Завтра утром я уеду.

— Торопитесь? — нахмурился Панас Юрьевич и сказал решительно, даже сердито: — Я хочу, чтобы вы знали одно: наш разговор остается в силе. Вы здесь нужны. Понимаете? Нужны больше, нежели кто-либо другой. Я буду ждать вашего приезда.

Кардаш пожал плечами.

— Подумаю…

В дверь заглянула Анастасия Михайловна.

— Вот куда они спрятались… Чай на столе.

Панас Юрьевич поспешил Кардашу на помощь. — Микола Игнатьевич очень устал. Отпустим его. — Ну что это! — с искренним огорчением воскликнула хозяйка. — А мои пироги?

— Спасибо, спасибо вам за все, — пробормотал Кардаш. — Будьте здоровы.

Панас Юрьевич проводил его до калитки.

— Я позвоню шоферу. Вас отвезут в город, — сказал он.

— Спасибо, Панас Юрьевич. — Кардаш еще раз пожал ему руку.

…Когда гости разошлись, Панас Юрьевич сказал жене:

— Люблю карасей, которые идеалисты…

Возмущенный рассказ Вакуленко Ирина выслушала, не проронив ни слова.

— Как это вам понравится? — спросил он, заглядывая ей в лицо. — Сразу же набросился на Шавловского, точно тигр из джунглей… Я не расслышал, что Кардаш ему сказал, но у Шавловского щеки задергались, будто его наградили двумя добрыми оплеухами. Что он ему сказал? Сумасшедший!.. Надо же понимать: если бы не Шавловский, другой бы написал. Да еще аляповато, грубо… У Шавловского хоть какая-то видимость аргументации была… Ну-ну!

— Значит, виноват во всем Кардаш? — тихо спросила Ирина.

— Что вы! — воскликнул Вакуленко. — Я не виню и Кардаша. Его, конечно, очень задела эта история. Но нельзя же так…

Ирина шла медленно, о чем-то раздумывая.