Станислав Рудольф - Дальтоник

— А в чем дело? — завопил ему вслед человечек. — Ведь все они четвертого сорта!

Девятьсот восемьдесят четыре кроны! Год труда и лишений. У Губерта больше ушло на бензин.

Всю обратную дорогу домой Дагмар плакала. Но Губерт не сдался. Он взял шкурки и поехал к тому человеку, который давал ему первые уроки и ценные советы.

— Абсолютно все ни к черту не гоже! — сказал ему коллега по разведению норок, взяв шкурки в руки. И стал терпеливо показывать и объяснять, как надо натягивать, сушить и обихаживать шкурки, чтобы они были упругими, с совершенным по красоте подшерстком и волосом. Он дал совет, как можно еще спасти тот кошмар, что привез ему Губерт. Они достали буковые опилки, шкурки распарили и три дня держали их в теплых опилках, чтобы они стали мягкими, Губерт смастерил колодки, точно соответствующие государственному стандарту, на которые потом натянул шкурки. Он опять высушил их, потом опять распаривал, на сей раз в газетной бумаге, и парил до тех пор, пока они не стали блестящими и пушистыми, так и маня погладить. В трутновской «Карже» Губерту выплатили пять тысяч двадцать две кроны. Домой он вернулся победителем.

Как обстоят дела сейчас? Наверное, не стоит называть ту пятизначную сумму, что он выручил. Когда Губерт вычел годовые расходы на мясо, пластик, бензин, который извел в поездках за мясом, стоимость нескольких новых поилок, рыбьего жира и растительного масла (их необходимо подмешивать норкам в пищу), то получилось, что он заработал за год чистыми без малого тринадцать тысяч. К чему об этом говорить? Эти двое, Милена и Арношт, наверняка имеют больше.

— Очень хотелось бы на них взглянуть! — попросил его «Оппенгеймер».

— Это можно, — ответил Губерт и повел его в сад. Дагмар с Миленой отказались. Они смотрели вслед уходящим мужчинам, и вдруг Дагмар воскликнула:

— Губерт!..

Губерт обернулся.

— Что у тебя на ногах?

Губерт поглядел на свои ноги.

— Ничего такого… шлепанцы! — объявил он громко о результатах своего обследования.

— А еще?

— Носки!.. — Губерт скинул тапочки. — И даже не дырявые! — сказал он торжественно.

Дагмар улыбнулась, словно желая пожурить малое дитя.

— Не дырявые, это точно, а только разные, один коричневый, другой зеленый!

Все уставились Губерту на ноги.

— О боже!.. — воскликнул он и поскорее всунул ноги в башмаки.

— Что и говорить — последний крик! Вопль моды! — комментировал сын с дивана.

— И вечно-то вы цепляетесь! — парировал Губерт и выскочил в переднюю, сопровождаемый гостем.

«Оппенгеймера» интересовала каждая мелочь, и Губерту даже показалось, что тот тоже хочет заняться разведением норок. Но разъяснял он охотно и не утаивал теневых сторон своего капризного хобби. Новый приятель его племянницы спустился с ним в подвал, осмотрел холодильник и окровавленную мясорубку, которую Губерт не успел вымыть.

Через полчаса или около того они вернулись и присоединились к остальным.

— Ну как?.. — крикнула Милена Арношту, стряхивая в пепельницу пепел с сигареты. — Понравилось?

— Очень, — признался «отец атомной бомбы» и взял в руки кольцо с норковыми шкурками. — Это необычно и оригинально!

— А мы тут пока договорились, — сказала Дагмар Губерту, — что съездим с Миленой на будущей неделе в Прагу. Хочу купить для вас подарки. У меня еще ничего нету. А ты, Губерт, купи себе приличную зимнюю шапку!

— Поезжай!.. — не возражал Губерт.

— Поехали вместе! — подчеркнуто предложила Дагмар, а Милена добавила:

— Приедете вечером, переночуем у Арношта и куда-нибудь завалимся…

— Пвиобветем пузывек и свавганим себе мивовой ужин! — ухмыльнулся Яромир.

— Помалкивай! — Отец не выносил его диких выходок, приписываемых переходному возрасту, особенно если при этом присутствовал кто-нибудь из посторонних. Одной лишь фразой мальчишка мог доказать, что отец-педагог не сумел воспитать собственного сына. Хотя бы не делал такого идиотского лица! И голос скрипит, как сломанный орган. А главное — так похож на Губерта студенческих лет! Поразительное, до отвращения, сходство! Впрочем, таким обалдуем, убеждал себя Губерт, я, пожалуй, все-таки не был.

Губерт сделал попытку объяснить жене проблему, сущность которой ей была отлично известна:

— Ты же знаешь, отлучиться на два дня я никак не могу.

Дагмар горько усмехнулась. И, пытаясь скрыть огорчение категорическим отказом Губерта, сразу же перечеркнувшим ее желание сделать в Праге покупки к рождеству и совершить небольшой, так сказать, зигзаг, отход от ее будничной серой жизни, Дагмар предложила всем еще кофе. Они снова уселись вокруг столика, тонкие ножки которого начинали разъезжаться в стороны, стоило кому-нибудь хоть слегка опереться на крышку.

— Норки прекрасны… — Арношт умел с изяществом светского человека пресечь любое супружеское недоразумение.

— Мне приятно, что они тебе понравились! — сказала Милена.

— …прекрасны, — продолжал «Роберт Оппенгеймер», он же Арношт, помешивая свой кофе, — но вместе с тем в них заложена грусть.

— Ты имеешь в виду… — изобразила она ладонью в воздухе падающий нож гильотины, — но ведь это нормально?

— Нет, я о другом… о том, что у нас человеку с высшим образованием приходится подрабатывать таким вот манером!

Губерт снисходительно улыбнулся.

— Знаю, знаю, — «Оппенгеймер» отхлебнул кофе и облизал губы, — Милена говорила, что в этом заключено ваше отрицание и неприятие системы…

— Я вас не понимаю… — перебил его Губерт, — отрицание и неприятие какой системы?

— Политической, естественно! После того что с вами сделали, вы — я в этом глубоко убежден — избрали единственно правильную методу: пассивное сопротивление и полная изоляция. Это безопасно и вместе с тем позволяет… Я удивляюсь только одному! — «Роберт О.» сделал паузу, и никто не осмелился заговорить. — Тому, что вас еще не исключили из партии!

— Мое пребывание в партии и перевод в Крушетице, если вы имеете в виду именно этот факт, никак между собой не связаны. Я ничего такого не сделал!

— Сделали! — поправил его Арношт. — И вы это отлично знаете. Вы пошли против сынка функционера, — уточнил он иронически. — А такие вещи делать не положено!

— Прошу вас, оставьте это!.. — попыталась остановить их Милена.

Мужчины уже не обращали ни на кого внимания.

— Я пошел против директора, который оказался трусом, а не против системы!

— Но ваше поведение свидетельствует о другом!

— Это вам только кажется!

— Вы полагаете, что я столь наивен? — снисходительно спросил Губерта новый Миленин приятель.

— Нет! Решительно нет! Хотя мы знакомы едва ли более часа, — Губерт медленно наливался краской, и голос его дрожал, как обычно, когда он был взбешен, — заметьте…