Станислав Рудольф - Дальтоник

Начались танцы.

Заиграли вальс, и Губерт пригласил Дагмар. Он обнял ее за талию, и они поплыли под сладкие звуки музыки.

— Ну как там наш мальчик, пани учительница? — спросил кто-то за его спиной.

— Ему следует поднажать! — ответил женский голос. Губерту не надо было оборачиваться, он и без того узнал Лиеманову.

Потом Губерт стал приглашать всех дам подряд.

Власта Пудилова танцевала вполне прилично. Музыканты, отдавая дань возрасту присутствующих, играли большей частью вальс-бостон или танго.

— А у тебя будет симпатичная сноха! — кивнул Губерт в том направлении, где сидели Милада со Станей.

— Ты так считаешь?.. — усмехнулась Пудилова.

— Она немного знакома с моей женой…

— Твоя жена мне нравится!

— Правда? — удивился Губерт.

— Теперь я понимаю, почему ты всегда так спешишь домой! — пошутила Власта.

В перерыве между танцами Губерт спросил:

— А она что, не танцует? — имея в виду Миладу.

— Танцует. Но она всего несколько дней как вышла из больницы.

— Ах да, — вспомнил Губерт. — Ведь вы должны были справлять свадьбу! Знаю, знаю! Но что-то там стряслось… В учительской говорили. Когда же теперь они совершат эту глупость?

— Увидим! — Пудилова замолчала.

Она смотрела Губерту через плечо и, сама того не желая, вспомнила события последних дней.

Итак, Миладе ничего иного не оставалось, как согласиться, чтобы день свадьбы был отложен. Из больницы ее все равно бы не отпустили. Пудиловы отказались от снятого для торжеств зала в ресторане, послали всем, кто собирался приехать четырнадцатого, открытки с извинением, и, когда Миладу выписали из больницы, она попросила, чтобы санитарная машина отвезла ее домой к матери. Станя старался навещать ее как можно чаще, но ему пришлось на неделю отправиться в Прагу, на консультацию с руководителем дипломной работы, потом на строительство электростанции в Северную Чехию, выяснить возможности осуществления своего проекта. Каждый день, который Станя проводил вне дома и без Милады, радовал его мать, ибо это являлось началом систематического, тщательно продуманного отдаления нового срока свадьбы…

…Наконец оказалась не занятой и супруга директора Яна Ракосника.

Когда Губерт, уже держа ее за талию, обратил внимание на золотое колье отличной работы, украшающее ее шею, и захотел было спросить о его происхождении, пани Ракосникова, опередив его, сама задала вопрос:

— Почему вы у нас не бываете?

Несколько удивленный, Губерт ответил, что его никогда не приглашали.

— Я столько раз напоминала мужу!

— Видимо, он все-таки забывает! — улыбнулся Губерт.

— Я думаю, мы с вашей женой подружились бы!

— Да? — протянул он и, глядя на ее выхоленное лицо, подумал о том, сколько усилий и труда требует столь неравная борьба с неумолимым временем. — Почему вы так считаете?

Она слегка наклонила голову в сторону, чтобы дать понять, что обдумывает вопрос: очевидно, ей хотелось показать, что ее голова пригодна и для иных целей, а не только как реклама косметики.

— Не знаю, просто чувствую. Зато о вас знаю так много, что вы, возможно, удивитесь!

— Вне всякого сомнения! — сухо усмехнулся Губерт.

— И не только плохое — хорошее тоже! — сказала она шутливо. Они кружили и кружили в вальсе. Губерт танцевал хорошо, овладев этим искусством еще в студенческом ансамбле, когда в коричневой гусарке и сиреневых рейтузах лихо отплясывал «рейдовака» и «улана». Целых четыре года, пока Губерт учился в институте, он страстно увлекался танцами вместе с остальными энтузиастами. Сколько раз они выступали на сцене! Дважды были даже за границей. Какой это был успех! Что-то поделывает сейчас Павла, его лучшая партнерша? Они познакомились незадолго до окончания института, у нее был серьезный роман с каким-то парнем из электротехнического; если б не Дагмар, может быть, именно Павла танцевала бы с ним на сегодняшнем вечере… Губерт слышал, что муж ее трагически погиб. Кто знает, правда ли? Они остались работать в Праге, Губерта же распределили в пограничье. Он встретил там отличных людей, но и сволочей тоже. К счастью, первых было больше. В гимназии, в Тынце, он стал преподавать, когда женился на Дагмар.

Умеет пани Ракосникова вальсировать в левую сторону? Он завертел ее влево, и она легко подчинилась, продолжая разговор теперь уже о том, сколько у ее мужа забот, иногда она даже побаивается, как бы у него не случился инфаркт. Пани Ракосникова вспомнила и о Франтишеке Еглике — мог бы еще пожить; Бендовы не пришли — это понятно, у них траур по Златко; мой муж о вас говорит только хорошее, правда-правда, снова подчеркнула она, и, когда Губерт пропустил мимо ушей ее замечание, она принялась хвалить программу вечера, подготовленную Прскавцем и Камилом. Музыка умолкла, и Губерт проводил свою даму к столу. Они обменялись поклонами с директором Ракосником, который в свою очередь танцевал с Дагмар.

Губерт сел к столу и отхлебнул пива.

— Тебе здесь нравится? — спросил он у жены.

— Очень! — Дагмар сияла.

Музыка заиграла снова, и ее пригласил Адамец. Они ушли, а Губерт встал, чтобы пригласить одну из коллег-преподавательниц. Вот работенка! — вздохнул он, но тут же с облегчением заметил, что предполагаемую даму уже увел отец молчаливого ученика Чейдика. Почти все дамы были разобраны. Оставалась лишь Кутнаерова. Она сидела рядом с мужем. Кутнаеровы пили красное вино. Губерту не хотелось садиться, он прошел, лавируя между стульями, и попросил у мужа разрешения пригласить ее… Тот кивнул и отхлебнул вина.

Губерт за руку вывел ее в круг к танцующим парам. Она свободно и, пожалуй, даже чересчур интимно положила ему руку на плечо. Он вдохнул тонкий аромат духов и запах ее тела.

— У тебя красивая жена, — сказала Кутнаерова и принялась разглядывать окружающих.

— Для чего ты мне это говоришь?

— А тебе разве неприятно слышать? — Только сейчас она посмотрела ему прямо в глаза.

Кто-то начал играть светом. Почти все лампы в зале погасли. Родители встретили полутьму криками. Лишь на сцене музыканты светили на свои ноты маленькими фонариками.

Кутнаерова тесно прижалась к Губерту. Он ощутил ее крепкие бедра и упругую грудь. Прижавшись лицом к его шее, она тихо сказала:

— Я ей завидую…

— О боже! Но чему?

Вкрадчивая, нежная музыка уносила, укачивала их.

— Тому, что у нее есть ты… впрочем, ты это знаешь сам! — прошептала она и слегка прикоснулась губами к его шее.

Губерт хотел сказать «не дури», но ее слова обезоружили его. Все, что бы он ни сказал сейчас, все было бы банально и неуместно. Честно говоря, такого рода комплименты по душе любому мужчине, и каждый выслушивает их с удовольствием, но, когда они исходят от столь обольстительной женщины, как Кутнаерова, тут надо держать ухо востро. Предугадать, как ведут себя женщины в подобных случаях, — невозможно, достаточно самого ничтожного пренебрежения — и любящее существо превращается в коварную кобру. Но именно теперь Губерт никак не настроен впутываться в какую бы то ни было любовную авантюру, да еще с коллегой по работе! Ну уж нет, увольте! Где живу, там не блужу — этого принципа Губерт стал придерживаться с первых же своих шагов в школе и не мог пожаловаться, что строгость поведения ему пришлось искупать сексуальными комплексами.