Станислав Рудольф - Дальтоник

Каплирж выжидал, пока все сосредоточатся настолько, что начнут вслушиваться в каждое произнесенное им слово.

— Предлагаю внести в протокол сегодняшнего собрания, что партийная организация безответственно подошла к подготовке бала и потому в программе вечера была допущена серьезная политическая ошибка, проявившаяся в массовом вандализме.

— Товарищ Каплирж, — возразила Ивана Раухова, — ты преувеличиваешь!

Каплирж пристально смотрел на Бржизову и, словно не слыша замечания Иванки, добавил:

— Если вы с моим предложением не согласны, я требую, чтобы оно было внесено в протокол как мое особое мнение. На это я ведь имею право, не так ли?!

— Безусловно! — заверила его Бржизова.

— Мы могли бы записать в протокол это как-нибудь иначе… — попытался директор Ракосник смягчить желчный выпад Каплиржа. Но тот потребовал у Бржизовой поставить его формулировку на голосование.

Председатель парторганизации оглядела сидевших, словно ожидая помощи. Но помощь не приходила. Бенда нервно грыз ногти, Губерт Влах глядел куда-то в окно, директор Ракосник и Иванка Раухова уже капитулировали, видимо решив, что ничего особенного не произойдет! Это будет лишь предостережением на будущее. Наукой, что подобными общественными мероприятиями придется заниматься теперь партийной организации.

— Кто согласен с предложением… — Анечка Бржизова хотела сказать «Йозефа», но передумала, — …товарища Каплиржа?

Руки медленно поднялись. У присутствующих была возможность изменить формулировку, но как не признать ошибки, которая действительно была совершена? Первым, как и полагается, вскинул руку автор и вдохновитель предложения. За ним директор Ян Ракосник, хоть мина у него при этом была кислая. Подняли руки Раухова и Бенда. Интересно, он и на военной службе грыз ногти? Гавелке, которому следовало бы знать в деталях программу бала, не оставалось ничего иного, как тоже проголосовать «за». Дана Марешова и председатель парторганизации Бржизова подняли ладони вверх.

— Кто против? — спросила Бржизова механически.

В воздухе забелела рука Губерта Влаха. Все головы повернулись к нему. Он выдержал взгляды и опустил руку на колено. Вид у него был независимый.

— Прошу внести в протокол! — заявил Каплирж.

Собрание продолжалось. Перешли ко второму вопросу. Каждый старался говорить спокойно, делая вид, будто происшедшее его никак не тронуло. Лишь Дана, наклонившись к Иване Рауховой, шепнула ей на ухо:

— Чего это он взбрыкивает?

Пионервожатая едва заметно пожала плечами, показывая, что выходку Каплиржа объяснить не в состоянии.

— Может, хочет выбиться в рысаки? Почем мы знаем? — тихонько ответила она наконец.

Такие дни, как сегодня, когда подмораживает и ветер гонит по тротуару мелкие хлопья снега, поблескивающие под февральским солнцем, Дагмар Влахова очень любила. Несколько дней, что прошли после бала, она считала «мертвыми». С мужем они не разговаривали, впрочем, для долгих разговоров повода он не давал, за обиду она хотела отплатить ему язвительным холодом, но для того, чтобы осуществить свою месть, ей необходимы были его присутствие, вопросы, на которые она не отвечала бы, его прикосновения, которые бы отвергала. Норки, и только норки, требовали его неукоснительных и неустанных забот. В ту ночь, когда они вернулись с бала, со зверьками, как и следовало ожидать, ничего не случилось. Но в субботу утром Губерт погрузил заболевших норок в машину и повез в ветеринарную лечебницу. Врач определил, что они больны вирусным гриппом, прописал антибиотики и большую дозу витаминов. Губерт стал ездить в школу на машине, в полдень возвращался домой, давал норкам лекарство и снова уезжал в школу, чтобы провести два оставшихся урока. Ночью несколько раз на его столике начинал звонить будильник, он тут же вскакивал и шел морозной ночью проверять состояние их здоровья. Норки отнимали у него не только время, но и сон. Он волновался, зная, что через несколько дней наступит пора спаривания и они к этому времени должны быть абсолютно здоровы.

Дагмар смотрела из окна кабинета на улицу. Противотуберкулезный диспансер находился в старом особняке на углу площади. Зал ожидания, приемный покой, несколько раздевалок и фотолаборатория — все размещалось на втором этаже. В городе поговаривали, что через три года в микрорайоне будет построена новая поликлиника и «туберы» переедут туда же, а впрочем, им и здесь неплохо. Работа не трудная, пациенты в большинстве своем не ноют, не стонут, не толкутся у дверей. От семи и до двенадцати — в двенадцать Дагмар с Марженкой идут обедать — она повторяет: «Вдохнуть, задержать — и-и-и выдохнуть!» — и делает рентгеновский снимок легких. Делает она это уже девятнадцать лет, но работа ей по-прежнему нравится, хотя Дагмар давно перестала проявлять интерес и оценивать внешность и физические данные больных. Здесь, перед аппаратом, и самые рослые и мускулистые мужчины выглядят весьма непривлекательно. Бронзовый отпускной загар быстро светлеет. Иногда Дагмар немножко завидует молодым девчонкам, их робкому смущению перед холодным рентгеновским аппаратом. Старые бабы, с обвисшей до самого пояса грудью, не страдают подобными комплексами. С годами Дагмар стала приглядываться к выражению лиц пациентов, особенно к выражению глаз и к улыбкам. Вот чем они себя выдают!

Сегодня Дагмар на работе и не на работе. Рентгеновский аппарат уже второй день бастует. С самого утра с ним возится техник, которого прислали из больницы. Он даже не пошел обедать — Дагмар сварила ему кофе, он выпил на ходу и снова согнулся над сложным переплетением кишочек внутри аппарата. Марженка взяла отгул, зачем понапрасну тратить день? У нее сегодня стирка. Дагмар приведет в порядок картотеку и вложит в ящик проявленные снимки. До завтрака она со всем этим управилась и теперь терпеливо ждет, пока закончит работу техник, лишь время от времени поднимает телефонную трубку. Звонят то из больницы, то справляется о своих делах какой-нибудь потенциальный бациллоноситель. После обеда Дагмар возвращается в рентгеновский кабинет. Техник все еще копается в аппарате, и у нее не хватает смелости спросить, когда же он соизволит наконец собрать свои инструменты и отправится восвояси. Сейчас самое время сделать маникюр. Записка на двери вселяет уверенность, что, кроме уборщицы, сюда никто не войдет. Дагмар машет растопыренными пальцами, чтобы поскорее высох лак, но тут техник прекращает работу, объявляет, что все в порядке, и просит горячей воды помыть руки.

Техник улыбнулся, и Дагмар увидала два ряда великолепных зубов. Она забыла его фамилию, хотя утром он назвался. С ней такое случается постоянно.