Тотырбек Джатиев - Мои седые кудри

Дженалдыко остановился на пороге, посмотрел с сожалением назад и со злостью плюнул сыну под ноги.

— Говорят, когда муравей погибает, у него крылья вырастают. Вы все тут сошли с ума, но крыльев вам не видать. Керенский запродаст вас Америке вместе с потрохами… И уж тогда прислуга моя, вот эта, будет править вами!

Хлопнул дверью и ушел. Потом со двора еще неслась его брань:

— Сумасброды! Чернь безродную и бесштанную хотят возвести в цари. Сами шею себе свернете и нас в могилу потащите. Убирайтесь из моего дома, чтобы и духу вашего тут не было…

Чернобородый офицер, которого все называли Ахтемиром, поцокал языком и сказал Агубечиру:

— Зря старика обидел, друг мой! Есть в его словах и сермяжья правда. Не пошло нам впрок и угощенье… Со злом пришли — с тем и уходим!

— Ну, разбабился. — Агубечир заставил сесть Ахтемира за стол. — Осушим по бокалу. Торопиться некуда… Моего отца так просто не проймешь. Он еще на поминках наших погуляет…

Не ради красного словца он говорил так. На первом месте у Дженалдыко всегда было богатство. Когда ингуши похитили его дочь, он погоревал денек-другой и стал понемногу прикидывать, сколько может получить за нее калыма. На сына роптал. «С какой стати, — говорил, — он собирается идти с разором на ингушей? Ну, своровали девку. Так содрать с них за это двойной куш, и дело с концом. Пусть наперед зарубят и внукам закажут, как в нашем роду девушек красть». И к болезни жены отнесся без тревоги. Сожалел только, что Ирахан-ахсин уже не в силах по хозяйству присматривать, да нас, работниц, приструнивать. На врачей особо не щедрился. Любил повторять: «Предки наши — мир праху ихнему — врачей не звали, на лекарства не тратились… Коль умирал кто, того хоронили с почестью, а кто жить оставался — на поминках наедался…»

Маша дожидалась меня, не ложилась спать, вязала брату носки. Едва я ступила через порог, бросилась ко мне с расспросами: чем кончилось все?

— Ой, Маша! Что я слышала, что я видела! — А сама не знаю, с чего и начинать. С того ли, как я вырвалась и убежала от Агубечира. Нет, это стыдно, решила я. И выпалила: — Царя скинули хозяйского, на его место поставили царя Агубечира… По имени Керенский… Агубечир и его дружки стреляли в Николашку, который висел на стене. На спор стреляли… И бокал хрустальный, дареный, царский, Агубечир грохнул о порог. Какой скандал потом был, когда пришел Дженалдыко… С ума сойти!

Маша выслушала меня и радостно вздохнула:

— Значит, правду брат говорил. Он тут без тебя приходил. Словом, дело было… Ну, Назиратка, — она обняла меня. — Заваривается каша. Это же здорово, что царя скинули. Дадут и Керенскому по шапке. И тогда большевики… Тебе это еще рано знать… Подрасти маленько…

Я обиделась. Получается, что Маша что-то знает и скрывает от меня…

— Ну, ну, не дуйся, девка, — подмигнула Маша. — И я не все знаю. И вообще я ничего не говорила тебе и забудь, если что… — испугалась она.

— Маша, ты не бойся, — начала просить я. — Я никому ничего не скажу… Ты только скажи, у ваших большевиков тоже царь есть?

— Вот дурья голова, — посмеялась она. — У большевиков — Ленин. А теперь спать, спать…

Но разве могла я уснуть? То и дело ворочалась с боку на бок. Подстилка подо мной, как никогда, казалась жесткой. Вертелась, пока не очутилась на голых досках. Но перестилать не стала. Подумала: как только Маша может спать? Ведь еще утром над всеми нами был царь один, а к вечеру оказался другой. В тот день я впервые услышала о большевиках. Дженалдыко их боялся, а Маша говорила о них, как о родных братьях. И царя у большевиков нет. Ленин…

— Маша, Маша! — начала я трясти свою подружку. А когда она что-то буркнула, спросила: — Скажи, кто такие большевики? Их что, больше всего на свете? А землю они моей матери дадут?

— И землю дадут, и алдаров повесят… Да спи ты, чертенок! — недовольно заворчала сонная Маша и добавила: — Вот поумнеешь — сама большевичкой станешь…

Тут я совсем запуталась. Выходит, я могу стать большевиком. Надо только поумнеть. И тогда все алдары будут бояться меня! И я разделю бедным все алдарские земли и прогоню за высокие-высокие горы всех алдаров на свете…

Странные снились мне в ту ночь сны. Будто Дженалдыко вдруг стал маленьким-маленьким, и опустился он перед моей матерью на колени, прощенья просит за все обиды, которые он причинил нашей семье. А кругом народ, все село и мама показывает на них, говорит алдару:

— Не меня ты обидел, народ обездолил. У него и прощения проси. Корову стельную, что бугай твой распорол, ты моим деткам не простил, хотя и вины моей в том не было. Иссушил голодом. А теперь на колени встал… Гореть тебе в аду тысячу лет…

И не стало вдруг Дженалдыко. Сгорел. Только дымок пошел…

А Дженалдыко после той ночи и впрямь потерял покой. И вроде ростом сдал. Смотрел на людей со злобой. Все чаще наезжал в город, хотел увериться, правда ли, что царя скинули насовсем, и нельзя ли как-нибудь побрататься с новым хозяином России. Самым лучшим другом его теперь стал мулла, всем известный плут в округе. Однажды мне случилось подслушать их разговор. Собрались у Дженалдыко алдары и повели речь о том, что надо найти человека, который спасет их от босяцкой черни. Называли какого-то Гаппо Баева. Упоминали богачей Чермоева и Гоцинского.

— Надо свое горское государство создавать, — настаивал Дженалдыко.

— Коран против этого ничего не имеет! — заверял всех мулла. — Пророк всегда с вами…

— Аллах нас губит, хаджи, — сокрушался Дженалдыко. — За какие грехи? Разве мы мало молимся ему?

— Аллах велик и мудр, — теребил свою бородку мулла.

— Все время слышим от тебя, что он велик и мудр. Да толку никакого, — сердился Дженалдыко. — Как может аллах допускать такое! Землю грозится отнять, богатства лишить!..

Мулла прижимал руки к груди и закрывал глаза:

— Не богохульствуй! О аллах; ты свидетель: грешны мы, грешны перед тобой! Молись, Дженалдыко, усердней, и аллах, может, еще простит тебе грехи твои…

Дошел, видно, до аллаха гнев Дженалдыко, и примирился всемогущий, не стал лишать алдаров их земли и богатства. Ни одного вершка пашни не уступил Дженалдыко. Все осталось как при прежнем царе. И война шла прежняя, гибли наши сельчане, и мы с Машей оставались в прислугах. Дженалдыко даже радостный ходил, хвалился, что Керенский «накрутил хвост» большевикам, перестрелял всех. И Ленина «под землю» загнал…

Такая на меня тогда тоска нашла…

Хорошо, что брат Машин, Ваня, объяснил, сказал, что не под землю Ленина Керенский загнал, а ушел вождь пролетариата в подполье, спрятался, значит, и революцию народную готовит. А большевиков всех никто никогда не сможет перестрелять. Их с каждым днем все больше становится…