Георгий Гулиа - Три повести

— Поехал я вчера в Гудауту, — сказал он, наливая коньяку. — Нарочно. Чтобы у Смыров не быть… Наверное, там злословили обо мне?

— И не думали.

Он удивился:

— Вы это серьезно?

— Совершенно.

— Вот оно что! О людях иной раз думаешь хуже, чем они есть на самом деле. А мне казалось, что перемоют мне все косточки. И я решил доставить им это удовольствие.

— Вы ошиблись.

Он посмотрел на меня долгим взглядом.

— Нет, нет, — проговорил директор, — я не комплименты пришел вам говорить. Мне нужна живая душа. Понимаете?.. К тому же я вас обидел. И посему должен как-то искупить свою вину… Мой визит трудно объяснить кому-либо из жителей Дубовой Рощи. Мое дурное настроение они обычно приписывают тому, что от меня жена ушла. Может, отчасти это и так, но немножко примитивно. Будто я могу расстраиваться только по этому поводу! Что прошло, то прошло! Я считаю своим долгом сказать все это откровенно, ибо, как полагаю, вам наговорили обо мне кое-что лишнее. Так вот, выпьем немножко, самую малость.

— Нет, — сказала я.

— Не хотите? Ну, дело ваше.

Он достал из кармана пиджака плитку шоколада и поделил его на мелкие дольки.

— Что же вы будете пить? — спросил он.

— Чай. У нас есть чай. Как в городе.

Старуха принесла орехов, меду, кипятку и села с нами за стол. Кирилл Тамшугович чистил орехи и разговаривал. Орехи, казалось, занимали его в эту минуту больше, чем я.

— Меня мучает совесть, — сказал Кирилл Тамшугович. — Почему я не смог поговорить с вами как полагается, по-человечески? При первой встрече. Знаете, я много думал над этим.

Он говорил без выражения, монотонно. И было в его лишенных внешнего эффекта словах что-то привлекательное, искреннее.

— Прошлым летом я имел удовольствие прокатиться вокруг Европы, — продолжал он, задымив сигаретой. — Знаете, какое я сделал открытие? Наши девушки — самые лучшие, самые скромные в мире. А мы ворчим на них и мало их ценим. Пью за девушек в вашем лице. Вот и бабушка выпьет.

— Ай, мая не буду! Крепкий водка! — крикнула старуха.

— Нет, будешь, — настаивал директор, улыбаясь. — Наталья Андреевна… — Кирилл Тамшугович подул на стопку, словно хотел остудить ее. — Нам с вами работать. Вы человек молодой. А я старый… Да, да! Мне под сорок. Как мог я обидеть вас? Тогда, при первой встрече.

Я запротестовала:

— Откуда вы это взяли? Я вовсе не обиделась.

— Не говорите этого, Наталья Андреевна. Я вас встретил не по-товарищески. Чего доброго, вы могли подумать, что я настроен против вас. Но это совсем не то… Это прошло. Даже удивительно, как я мог! Надо дорожить и собой и другими и не расстраиваться попусту. Ведь верно?

Я кивнула в знак согласия.

— Я, Наталья Андреевна, много думал в последнее время. Это, оказывается, небесполезное дело. Правда, находятся люди, которые считают, что думают одни бездельники, а настоящие люди только делают полезное дело. По образованию я физик, Наталья Андреевна. Учился в Московском университете. Есть у меня душа и совесть. Видите, какой я богатый!

Он захохотал и отпил коньяку.

Я смотрела на него и поражалась: во-первых, его изменившейся внешности и, во-вторых, тому ложному впечатлению, которое он произвел на меня с первого взгляда. Тогда он походил на бирюка, а нынче…

— Так вот, один пример из области физики. Существует полезная цепная реакция. Она происходит в атомном реакторе. А есть бесполезная. Это в людях. Ты обидел меня, я — другого, другой — третьего. Куда это годится? Я могу понять и простить невольные обиды, невольно нанесенные царапины. Обиды по глупости. Но ненавижу подлецов по призванию, наносящих долго не заживающие раны. Вот у нас работает один старикашка. Вернее, работал. Недавно ушел на пенсию. Он писал ложные доносы, а было время, когда ложным доносам давали ход. Мой отец погиб по ложному доносу этого старикашки. Два года назад отец получил реабилитацию. Бумажка есть, а человека нет! И вот я спрашиваю себя: можем ли мы терпеть в своей среде подлецов?

Он с минуту глядел мне в самые зрачки.

Я дала ему полную возможность выговориться. Он, видимо, испытывал в этом потребность.

Кирилл Тамшугович пил много. Чувствовалось, что он возбужден, говорил, сжав кулаки, время от времени ударяя ими по столу. Старушка при этом вздрагивала и мигала веками. Она, бедняжка, изо всех сил старалась потчевать нас, извиняясь за то, что нет на столе настоящей еды, а лишь орехи и мед.

Кирилл Тамшугович тряхнул головой и сказал:

— Ладно! Не будем копаться в душевных переживаниях. Верно говорю? Но вы литератор и должны меня понять.

— Какой я литератор! — сказала я. — Всего лишь истолкователь литературы для учеников, и то начинающий. Вроде щенка.

— Как вы сказали, Наталья Андреевна? Истолкователь? — Директор опустил на стол увесистый кулак. — Это очень верно! Истолкователь! Их-то нам и недостает. Ей-богу! Поучающих много, больше, чем надо, а вот истолкователей что-то маловато.

— Мне кажется, вы правы. Не знаю, как в физике, но в литературной критике, например, явно недостает глубоких истолкователей. Зато советчиков много.

Он надул губы. Сердито глянул из-под бровей.

— Ну их к бесу, этих советчиков! — проворчал Кирилл Тамшугович. — Мы слишком повзрослели, у нас уже седина в волосах, а советчики все на помочах нас водят. Плохие советчики на устаревших помочах… Вот был я вчера в районе, объяснял положение нашей школы, а они давай нотацию читать, как и что должно быть. И ни одного дельного, практически пригодного совета. Одни лозунги! Я послушал их и махнул рукой.

Я спросила, окончательно ли решено сохранить у нас прежний профиль школы-десятилетки.

— Да, — подтвердил он, — окончательно. Мы вводим основы сельскохозяйственного производства, расширяем школьное хозяйство. Значительно больше будет уроков по труду. Завтра должен приехать учитель по сельскохозяйственному производству. Посмотрим, что за человек.

Кирилл Тамшугович взглянул на часы.

— Ого, поздновато! — воскликнул он. — Вот это, называется, в гости явился! Ну, а теперь скажите честно: очень меня ругаете?

Я сказала, что вовсе не ругаю.

— Неправда!

Я настаивала на своем. Он недоверчиво косился на меня, на губах и в уголках его глаз все время играла улыбка.

Я устала, уже хотелось спать. Кирилл Тамшугович поднял стопку за мое здоровье.

— На этом закругляюсь… Мне кажется, я принял все меры, чтобы оградить вас от злословия. Присутствие вашей хозяйки исключает всякие сплетни.

— А я их не боюсь.

— Ну, это, должно быть, не совсем так. Девушка, особенно такая, как вы, не должна пренебрегать своей репутацией. Особенно в затерянном селе, как Дубовая Роща. Здесь одним словом могут наповал убить.

Директор встал, поблагодарил хозяйку. Он долго говорил по-абхазски, должно быть, приятные ей вещи: глазки старухи превратились в две небольшие линии, морщинистые щеки расплылись в улыбку.