Сергей Антонов - Трудный день

Ленин пропустил все это и сказал другое:

— Некоторые из нас прекрасно, прямо-таки великолепно научились доказывать, почему именно нельзя наладить или улучшить какое-либо дело. Если бы эти усилия обратить на то, чтобы все-таки попытаться его улучшить, мы бы давно достигли больших успехов. Но до этого еще далеко…

Ленин встал, прошелся по кабинету, как будто перед ним не было Федора Васильевича.

Покровскому показалось, что Ленин совершенно забыл о нем. Но Владимир Ильич подошел к посетителю и сказал:

— Что же, Федор Васильевич, может, ничего и не выйдет. Если мы сейчас не сумеем поднять промышленность и сельское хозяйство — погибнем. Устроит вас гибель Советской власти?

— Лично мне, Владимир Ильич, Советская власть ничего не дала. Но если она действительно может изменить жизнь людей — было бы жаль ее гибели: среда, из которой я вышел, ждет от нее многого.

— Какая среда?

— Мой дед и отец — крепостные из-под Брянска. Когда известный вам Мальцев строил чугунолитейный завод в Песочне, они возили тачки с песком и землей. И завод построили. Стоит.

— «Завод»!.. Мы построим новое общество и без кнута надсмотрщика.

Звонили по телефону, иногда входила секретарь, а Ленин продолжал беседовать с Покровским. Он не мог отпустить этого человека прежде, чем не будет уверен: Покровский сделает все возможное, чтобы карта, о которой он, Ленин, мечтал, ожила на всем пространстве России — от Питера до Владивостока, от моря Белого до моря Черного.

Больше всего беспокоил Ленина горестный взгляд Федора Васильевича, когда тот говорил о будущем.

Ленин спорил, убеждал… Он готов был убеждать, не жалея ни времени, ни сил. Но решать… решать человек должен сам.

Наконец договорились, что Покровский в ближайшее время позвонит или наведается в Кремль.

Это было в субботний день. Владимир Ильич раньше обычного закончил работу и поехал в Горки.

Поздним вечером, когда в комнате маленького флигелька Ленин уже собирался ложиться спать, за окном вдруг ударил дождь. Хотя он не был первым за последние дни, сегодняшний показался Владимиру Ильичу каким-то особенным. Он напористо хлестал по отяжелевшим веткам, примятой траве. Толстые старые деревья скрипели под ветром, дождь стучал по крыше, порыв ветра иногда швырял капли в окно, и они ползли по черному стеклу шариками — зелеными от абажура настольной лампы…

Владимир Ильич осторожно вышел на кухню, подогрел чай. Он не хотел беспокоить других, больше того: ему не хотелось, чтобы домашние знали, что он еще не спит. Отодвинув томик «Войны и мира», Владимир Ильич присел к столу и, охватив ладонями стакан, заглянул в книгу…

Дождь продолжал монотонно стучать по крыше. Под ним мокли сейчас леса, голые поля, спящие деревни и города. Было очень приятно в такую ночь держать горячий стакан и смотреть в темное окно, за которым сырость и дождь.

Хорошо!

Ленин отпил глоток. Чай был крепок и все еще горяч. Прекрасный чай! Он прочел несколько страниц Толстого и захлопнул том: темное окно манило к себе. Снова он слушал, как стучат дождевые стрелы по крыше, бьют по листве, как, шумя, машут ветвями тяжелые деревья.

«А ведь будет время, обязательно будет… Вместо разноцветных кружков на карте появятся дымящие торфяным дымом электростанции, встанут плотины на реках… Свет… Свет…»

И в Москве, в Староконюшенном, стучал дождь, за окнами была темнота…

В заботах о завтрашнем дне Федор Васильевич перебирал столовое серебро: что пока сохранить, что отдать спекулянтам в обмен на хлеб.

Разговор с Лениным поразил Покровского своей предельной безыскусностью. «Не саботируете ли?..» «Не сделаем — погибнем!» «До сих пор жгут?» О сложном просто, прямо, убежденно, как свойственно только людям необыкновенным. Но великие уже были… Их имена остались в легендах, и теперь не различишь, где подлинные события, где тенденциозный вымысел… Идеологии, показывает беспристрастная история, вырождались раньше, чем можно было ожидать, чем о том догадывались люди, вырождались, становясь мертвыми догмами, страшными тем, что держали миллионы людей в путах веры, когда верить уже было не во что и не в кого… И у необыкновенных, знал Покровский, свои слабости. Главное, что будет потом. Победят ли такие, как Ленин, или их антиподы…

Федор Васильевич оставил вилки и ложки. Подошел к шкафу, достал брошюру Кржижановского «Основные задачи электрификации России».

«Отлично издано! Неужели в замерзшей типографии?»

Он вертел книжку в руках, рассматривал карту, отпечатанную в пять красок, четкий шрифт… Ничего не скажешь, отлично! Федор Васильевич был библиофилом, неплохо разбирался в полиграфических тонкостях и сейчас не переставал удивляться: «Печатали потому, что просил Ленин!» Сказал — и сделали.

Федор Васильевич пожалел, что не поговорил об этом с наборщиком. Кто бы мог подумать, что на призыв одного человека последует такой отклик? Что-то совсем невиданное: передача чувства ответственности другим… Сознание необходимости сделать, казалось бы, невозможное…

Покровский поглубже уселся в кресло, пододвинул к себе коптилку и принялся листать книжку. Страницы ее пахли типографской краской и, казалось, чем-то еще, до сих пор неведомым…

За окнами шумел дождь.

…Вдруг послышался стук в дверь — звонок давно уже не работал. Федор Васильевич прислушался. Стучали не кулаком — чем-то твердым… Взглянул на часы — второй уже! Кого это в такое время занесло? Стук повторился снова, на этот раз был настойчивым, угрожающим.

— Федя, стучат, — сказала жена из спальни, стараясь скрыть тревогу: выдержаннейший Федор Васильевич терпеть не мог не только паники, но и всякого рода чрезмерных выражений испуга и страха. Они, по его твердому, но никогда не высказывавшемуся убеждению, унижали человеческое достоинство.

— Сейчас открою, — громко сказал он тем, кто был за дверью.

Федор Васильевич встал и пошел открывать.

«Обыск…»

Явились трое… В руках одного — револьвер.

— Прошу вас… — пригласил Федор Васильевич.

Наступил день волнующих событий.

Утром с Казанского вокзала отходил на Шатуру до 101-й версты специальный поезд. Он вез гостей на открытие временной Шатурской электростанции. Гости начали съезжаться рано, чуть не с восьми часов: подумать только — открытие электростанции! Это был праздник почти невероятный.

На одном из перронов вокзала стояли рабочие, представители наркоматов, партийцы. Среди них можно было увидеть и Федора Васильевича Покровского. Ведь он все-таки энергетик… И так просто и убедительно говорил Ленин. И не забыл, напомнил, чтобы пригласили старика!

Сидеть дома, ничего не видеть, ничего не слышать — позиция, недостойная умного человека. Все самому знать и самому делать выводы!