Сергей Ионин - Если любишь…

Она могла угадать его по запаху табака, одеколона и каких-то химикатов. Иногда к этим запахам прибавлялся другой — горький — и Лариса знала — он был с женой, но не ревновала. Он принадлежал одной ей, жил для нее, любил только ее — все это Факирод не уставал повторять.

— Бочарова, на выход!

— Я?..

— Да. Вызывают на суд.

— Я… я не хочу!

— Не бойся, дочка, — Надежда Алексеевна, нянечка, подтолкнула ее к выходу. — Ничего тебе не сделают.

Плача, Лариса вышла из палаты. Во дворе ждала серая, без окон машина.

В 15.30 началось судебное разбирательство.

— Встать! Суд идет!

Вошли те, кто должен был судить ее, его жену.

Лариса сидела на скамье подсудимых. Она сильно похудела за время, что Иван не видел ее, и как будто стала меньше ростом, а может, такой ее делала короткая прическа.

— Слушается дело гражданки Бочаровой Ларисы Ивановны по обвинению в попытке преднамеренного отравления гражданина Факирода Александра Петровича… Обвиняемая, встаньте, встаньте… Это о вас. — Лариса встала. — Обвиняемая, что вы можете сообщить по существу предъявленного вам обвинения? Признаете ли вы себя виновной?

— Да, я виновата. Больше мне сообщить суду нечего.

— Но может быть, вы хотите сказать, что вас побудило совершить этот поступок? На предварительном следствии, как явствует из протокола, вы отказались давать какие-то ни было показания. Учтите, суд должен, обязан установить мотивы преступления, чтобы определить меру пресечения.

— Я отказываюсь… от показаний.

Судья — пожилой мужчина, долго внимательно разглядывал свои огромные руки, руки кузнеца, искоса поглядывая на подсудимую, по возрасту годившуюся ему в дочери. Потом откинулся в кресле и прихлопнул по столешнице ладонью, будто подводя итог:

— Прошу пригласить пострадавшего, Факирода Александра Петровича…

Вошел пострадавший.

Факирод был мужчина того типа, который определяют как «породистый». Все в нем говорило о том, что он не поднимал груза тяжелее авторучки и не особо много ему приходилось переживать в этой жизни. Высокий, в меру полноватый, вальяжный, одетый с иголочки.

— Я пришел к обвиняемой по делу: нужно было уточнить кое-что по программе (я готовлюсь к сдаче кандидатского минимума). Она пригласила меня пообедать. Было шампанское, — Факирод прервался на секунду. — Полбутылки. Потом я почувствовал, что меня мутит, клонит неудержимо в сон, вышел на воздух и там, на скамейке, потерял сознание. Не знаю, что подсудимая хотела этим сказать, зачем людей-то травить… Но, поскольку все обошлось и, учитывая состояние ее здоровья, я готов простить гражданку Бочарову и все забыть.

— Можно ли понимать ваше заявление таким образом, что вы к подсудимой претензий не имеете?

— Да, не имею.

— Как по-вашему, каковы мотивы преступления?

— Затрудняюсь что-либо сказать.

— Вы близко знали подсудимую?

— То есть?

— Я хотел сказать: вы хорошо ее знали?

— Как сказать, она преподавала нам английский в институте, когда я думал сдавать кандидатский минимум. Несколько раз мне приходилось даже провожать ее до дому, занятия кончались поздно.

— Как вы говорите, учеников у нее — не вы один, и не странно ли: молодая, вполне здоровая женщина и вдруг пытается отравить себя и именно вас?

— Не представляю, в чем тут дело. Просто на ум ничего не приходит.

— Значит, вам ничего не известно, вы ни о чем не догадываетесь.

— Нет, а о чем, собственно, я должен догадываться?

— Спасибо. Вы свободны.

— Но…

— Суд вопросов к вам больше не имеет. Вы можете занять свое место в зале. Место пострадавшего.

Вызвали жену Факирода.

— Вы могли бы что-то сообщить суду?

— Я? Ничего… а про что?

— Вы знали обвиняемую?

— Нет. То есть — да, знала… немного.

— Как произошло ваше знакомство?

— Мы не знакомились, мы вообще не знакомы. Она один раз приходила к нам в дом под видом медсестры из санэпидстанции. Сказала, что в районе эмидемия и ей нужно осмотреть детей. Я еще тогда ее заподозрила. Уж какая-то, думаю, ненастоящая эта медсестра.

— Вопрос к обвиняемой. Обвиняемая, когда к вам обращается суд, нужно вставать.

— Извините.

— Не за что… Вы приходили к Факиродам?

— Да. — Лариса покраснела, вспомнила, как она, будто шпион, под видом медсестры пришла в дом Факирода посмотреть на Танечку, маленького человечка, которого Факирод любил больше всего на свете, как он говорил.

— Зачем вы приходили к Факиродам?

— Посмотреть на Танечку.

— Простите, — встал прокурор, — а чем, собственно, вас интересовала девочка?

— Ничем, просто я хотела ее увидеть, он так любит ее.

— Кто «он»?

— Саша… Факирод… пострадавший.

— И эта любовь вас так поразила, что вы, переодевшись медсестрой, пробрались, я не нахожу другого слова, в дом?..

— Да. Тогда я ее просто хотела увидеть, потом встречала у школы, мы познакомились, подружились. Играли всегда… Я ее на качелях…

— У меня вопрос к пострадавшей Факирод. Вам, как матери, девочка не рассказывала о своей знакомой?

— Не рассказывала… Только что это получается, товарищи судьи, мужа отравила… могла и с девочкой что-нибудь сделать…

— Продолжайте, обвиняемая.

— Я… я не могу говорить.

Ларисе подали воды. В зале стояла напряженная тишина, и слышно было, как она пьет.

— Как случилось, что вы решились отравить себя и гражданина Факирода?

— Не знаю, как это вышло, я была не в себе.

— Но почему вот так вдруг ни с того ни с сего — и преступление?

— Он сказал мне, что все. Я стала как больная. Он всегда говорил, что не может уйти ко мне — у него дом, в который он много вложил, и нужно уговорить жену продать его и разделить деньги, на это надо время, а потом он сказал, что все. Между нами все кончено. И со мной что-то случилось, прямо умопомрачение какое-то.

— Вы говорите «он», кто имеется в виду?

— Он, Факирод.

— И что это «все»?

— Все и все. Он сказал, все кончено, у него Танечка и дом, и он не хочет рвать с семьей, и… больше мы не встретимся, он меня оставляет. Я спросила, что мне делать, он сказал, что ему наплевать, что я буду делать, я ему надоела.

— Простите, вы были близки?

— Да.

— Познакомились вы в институте?

— Да, он правду сказал. Я преподавала у них английский, а потом ушла от мужа.

— Ваш муж?

— Бочаров Иван, он здесь, должно быть.

Все в зале задвигались, высматривая мужа. «В довершение ко всему встать и раскланяться, — подумал Иван. — Весело было бы».

— Муж болел, а я ушла, я чувствовала себя закабаленной, хотелось свободы и чтобы семья… Факирод говорил, что любит меня, хотел уйти от жены.

— А почему вы так уверены, что Александр Петрович Факирод любит вас?

— Я знаю. Он здесь ничего не говорил, но я знаю, он мне писал, и он сам мне всегда… Вот.