Исаак Фридберг - Арена: Пять новелл о человеческих странностях

— Этот-то как раз знает! — сказала горничная. — И всё равно женился. Сразу видать — большая была любовь! И девушка видать честная. Другая бы до свадьбы ни разу не захрапела!

Наташа открыла дверь, вошла в комнату.

Комната была маленькая. Два кресла, столик, тумбочка. Раздвижной диван у стены — вот и всё богатство.

Гуля мрачно огляделся. Не обнаружив второй кровати, выбежал из комнаты.

— Вы куда? — спросила вслед Наташа и выглянула в коридор.

Гуля нырнул в лифт, двери лифта закрылись.

Наташа вернулась в комнату, постояла. Потянулась, сонно и довольно. Вышла на балкон. Далеко внизу светился приморский бульвар. Наташа облокотилась на перило, оглядела соседние лоджии.

За спиной у Наташи хлопнула дверь. Гуля вошёл в комнату, задыхаясь от возбуждения и быстрой ходьбы.

— Вы чем-то взволнованы? — спросила Наташа.

— Я хочу спать! — сказал Гуля. — А здесь — вот! — он указал пальцем на один-единственный диван. — Оказывается, это — одноместный номер! А наш двухместный занят. Там заболел какой-то старик с женой и не может уехать! И пока он не выздоровеет, мы должны будем жить здесь.

Гуля закрыл лицо руками и опустился в кресло.

— Не расстраивайтесь, — сказала Наташа. — Я вам сейчас постелю.

— А вы?

— Если это вас так беспокоит, мы можем спать по очереди.

— Как это?

— Вы ночью, я днём. На работу же не надо!

Гуля долго смотрел ей в глаза, пытаясь понять, она издевается или шутит.

— Нет уж, — сказал Гуля. — Это вы спите. А я пойду гулять.

— Я вас никуда не отпущу, — сказала Наташа. — В конце концов, я вас втравила в эту историю, почему вы из-за меня должны жертвовать своим здоровьем?

— Тогда я сплю в кресле! — сказал Гуля, сбросил туфли и положил ноги на тумбочку. — Вот так!

— Вам одеяло дать?

— Тепло! — сказал Гуля и демонстративно закрыл глаза. — Имейте в виду, я очень крепко сплю. Обычный будильник меня разбудить не может!

— Прекрасно! — сказала Наташа. — Значит, мой храп вам не помешает.

— Вы что, на самом деле храпите? — удивился Гуля.

— Ну да, — улыбнулась Наташа. — Это у меня от прадедушки. Он так храпел, что прабабушка через десять лет жизни с ним совершенно оглохла!

— Ваш прадедушка не дрался во сне? — опасливо спросил Гуля.

— Нет, — сказала Наташа.

— Тогда спокойной ночи, — сказал Гуля.

Наташа раздвинула диван, вынула бельё из специального ящика, постелила постель. Делала она всё бесшумно и скоро. Подушек было две. Наташа повертела их в руках, потом уложила одну рядом с другой в изголовье дивана. Оглянулась на Гулю. Он лежал с неподвижным, застывшим лицом. Наташа взяла свою сумку и пошла в ванную комнату — переодеваться.

Когда она вернулась в длинной ночной рубашке, сшитой из плотной махровой ткани, похожей на полотенце, Гуля лежал в той же позе — запрокинув на спинку кресла застывшее отрешённое лицо. Наташа быстро нырнула под одеяло и погасила ночник.

В комнате было светло от уличной иллюминации. Синие геометрические тени лежали на полу, стенах, пересекали гулино тело — отчего Гуля казался сложенным из неживых плоскостей, словно на картине знаменитого модерниста. Ощущение гулиной неодушевлённости довольно быстро исчезло, потому что, заснув, Гуля принялся бессознательно искать привычную для сна удобную позу — и стал вертеться в кресле. Вертелся он довольно долго, но безрезультатно. Наконец некая видимость удобства была достигнута в довольно неустойчивой и рискованной позе. Гуля застыл — но через секунду, шевельнувшись, полетел на пол. Впрочем, полёт его сна не прервал.

Наташа услышала грохот, открыла глаза, испуганно поднялась в постели.

Гуля спокойно посапывал на бархатном коврике.

Наташа встала, попыталась поднять Гулю — он сначала не поддавался, потом, очевидно, содержание его сна совпало с реальностью, он приподнялся и, поддерживаемый Наташей, опять улёгся в кресло. Всё происходило во сне, с лунатической аккуратностью. Наташа подняла его ноги, уложила их на тумбочку, и, удостоверившись в том, что статус кво восстановлен, пошла спать.

Она успела только встать на колени и откинуть одеяло — как за спиной раздался грохот.

Гуля снова лежал на полу, нежно прижавшись щекой к Наташиным тапочкам…

Было тихо и грустно. Отчего-то на глаза навернулись слёзы. Наташа заплакала беззвучно, по-детски, вздрагивая всем телом.

Может быть, она впервые осознала происходящее? Что такой вот была её свадьба — а другой, возможно, никогда и не будет? Что медовый месяц, в жизни каждого человека окружённый романтическим ореолом, у неё — Наташи — напоминает эпизод из старого русского водевиля? И уже никогда не будет другим? Что жизнь проходит в суете и клоунаде, всё время подменяемая вечной и никогда не сбывающейся надеждой?

Кто знает, отчего плачет женщина…

Проснулся Гуля от тишины. Объяснить это состояние невозможно — вдруг приснилась стеклянная комната, погружённая в море — странное непрозрачное море, густо-зелёное, похожее на желе. Он ходил по этой стеклянной комнате босиком и даже шагов своих не слышал…

Гуля открыл глаза и тотчас увидел лицо Наташи. Оно лежало совсем рядом, на соседней подушке. Чуть слышно посапывая, Наташа спала.

Гуля долго смотрел на розовую, смятую подушкой Наташину щёку, потом вдруг вскочил, схватил джинсы и метнулся в ванную комнату.

Там он привычно почистил зубы «Флореной», даже не заметив её вкуса.

— К-как я попал в кровать? — заикаясь, спросил он вернувшись.

— Порядочные мужчины в таких случаях женятся, — сказала Наташа. — Поскольку мы с вами уже женаты, я думаю, вам не стоит волноваться!..

Говорила она легко и весело; Гуля никак не мог определить, что это: шутка или хитро задуманная западня? От мысли про западню Гуля сразу вспотел и только сейчас, кажется, впервые задумался о серьёзных опасностях, которые поджидают мужчину на брачном ристалище.

— Вы шутите? — запинаясь, сказал он.

— Нет, — устало сказала Наташа. — Какие уж тут шутки, если я люблю вас с четвёртого класса…

— Меня? С четвёртого класса??!

— Да. Мы учились в одной школе, тридцать четвёртой, только я на пять лет младше. Конечно, вы меня не замечали. Потом вы уехали учиться, я думала: всё пройдет… Но вы вернулись, и ничего не прошло. Я писала вам письма, ждала вас каждое утро на остановке… Но вы никогда меня не замечали…

— Я получал какие-то письма, правда… Я думал, это Саша меня разыгрывает…

— Какой Саша?

— Друг мой… Сашка… Агеев. Он хороший человек… только слишком весёлый… Однажды положил мне в карман живого карпа… У него юмор такой. Но на него нельзя обижаться, он не со зла…

— Тогда я поняла, что затащить вас в ЗАГС можно только под наркозом, — решительно продолжила Наташа. — И придумала историю с ребёнком.