Ольга Шумяцкая - ...И другие глупости

Тогда Мышка говорит:

— Минуточку, минуточку! Даже секундочку!

Для меня это знак, что пора выпить чашечку чаю. Пока Мышка ищет деньги, я завариваю чай, пью, глазею в окно, выкуриваю сигарету, полощу рот, чищу ботинки, одеваюсь, выгуливаю пуделя и возвращаюсь.

— Вот видишь! — говорит Мышка, лучезарно улыбаясь. — А ты волновалась! Где же билетики на автобус?

И она выворачивает сумку на тумбочку. Я раздеваюсь, включаю телевизор и ложусь на диван.

— Ага! — говорит Мышка. — Я же их не покупала! Ну, ты идешь или нет? — и начинает наматывать шарф.

Для меня это знак, что можно ставить на огонь суп. Пока Мышка наматывает шарф, я разогреваю суп, ем, закусываю котлетой, запиваю компотом, мою посуду, вытираю плиту, подметаю, кладу пуделю корм, смотрю, как он ест, умиляюсь, выбираю у него из ушей куски «Педигрипала» и попутно сочиняю стишок:

Мышка заматывает шарф. Шарф лезет ей в рот. Мышка плюется, кашляет, чихает, задыхается, затягивает узел, орет не своим голосом, что я хочу ее удавить, я бросаюсь к ней на помощь, распутываю узел, Мышка выбирается на волю, отдувается, вытирает пот, просит стакан воды, хлебает воду, плюхается на стул и заявляет, что не в состоянии двинуться с места. Но тут я тверда. У меня есть тайный план: выманить Мышку на улицу под предлогом прогулки и обманным путем всунуть ее в первый попавшийся троллейбус.

— Нет, Мыша! — заявляю я. — На улицу мы пойдем! Ты же сама сказала, что мне невыносимо в этих стенах! Сейчас мне станет плохо, и тебе придется вызывать «скорую»!

У Мышки в глазах зажигается плотоядный огонь. Видно, что идея со «скорой» ей очень импонирует.

— Конечно, конечно, дорогая! — щебечет она. — Если хочешь, мы сейчас же вызовем «скорую»!

Я понимаю, что зарулила не туда.

— Знаешь, Мыша, — осторожно говорю я, пытаясь нащупать обходные пути, — лучше поймаем «скорую» на улице. Быстрей доедем.

— Куда?

— До больницы. Проведем госпитализацию на высшем уровне.

Идея с госпитализацией приводит Мышку в состояние экстаза.

— Как прекрасна! — шепчет она, закатывая глаза. — Как прекрасна госпитализация на высшем уровне!

И натягивает сапоги. Наконец, мы выходим из дома. Перед выходом Мышка проверяет газ, свет, воду, окна, компьютер, телевизор, музыкальный центр, видеомагнитофон, соковыжималку, сливной бачок и почтовый ящик. Почтовый ящик она пытается открыть собственным ключом, потом вспоминает, что не дома, страшно ругается, что я ее об этом не предупредила и вообще задерживаю наше продвижение на улицу, и вырывает ключ у меня из рук. В почтовом ящике она обнаруживает клетчатый листок, с мясом вырванный из школьной тетрадки. «ПОСЛЕДИТЕ ЗА СВОИМ МУЖЕМ! ГДЕ ЭТО ОН БЫВАЕТ ПОСЛЕ РАБОТЫ? А?» — накорябано на листке кривыми печатными буквами. И подпись: «АНОНИМ-ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ».

Мышка смотрит на листок, потом переворачивает и смотрит на обратную сторону. Потом снова переворачивает и смотрит на корявые буквы. Потом переворачивает еще раз. Видно, что она находится в шоке.

— Мыша! — тихо говорю я и осторожно дотрагиваюсь до ее плеча. — Мыша! Ты что? Ты только не волнуйся! Это мне письмо, а не тебе!

Мышка смотрит на меня, не узнавая.

— Вот до чего дошло! — шепчет она. — Вот до чего дошло! — орет она диким голосом. — Уже общественность в курсе!

Мышка всю жизнь опасается того, что о ней подумает общественность. Особенно ей дорого мнение бабушек у подъезда. Когда мы с Муркой предлагаем ей выгнать Джигита на мороз, она неизменно отвечает: «А что я во дворе скажу?»

— В курсе чего, Мыша? — спрашиваю я.

— В курсе бесконечных заходов налево твоего распрекрасного Интеллектуала! А я тебя предупреждала! Предупреждала! Нет, Мышка дура! Мышка ничего не понимает! «Он меня лю-ю-юбит!» — Мышка вытягивает губы в трубочку и состраивает омерзительно сладкую гримасу. — Как же, любит он тебя!

Мне кажется, мысль о том, что Интеллектуал меня не любит, начинает ее согревать и возвращает к жизни.

— Каких заходов, Мышка? На какое лево? Опомнись!

— А ты посмотри, что тебе пишут совершенно незнакомые люди! Он даже посторонних стесняется!

И Мышка рвет вверх по лестнице.

— Куда? — кричу я.

— Срочно вызываю Муру! — орет сверху Мышка.

Пока Мышка, забыв о лифте, бежит по лестнице, мне, наверное, надо сказать два слова о том, что я лично никогда Интеллектуалу не изменяла. За восемнадцать лет супружеской жизни у меня было… Впрочем, об этом отдельно.

Однажды у меня случился флирт с молодыми актером. Он снялся в одном громком фильме и сразу стал ужасно знаменитым, таким Звездным Мальчиком. Я была первым журналистом, взявшим у него интервью. Несколько лет мы просто дружили. Перезванивались, болтали, я писала о нем всякие глупости. Иногда Звездный Мальчик дулся на меня за то, что я написала «прекрасная роль» вместо «выдающаяся». Но я не обижалась. В следующий раз я писала «выдающаяся», и он дулся, что не «гениальная». Потом в голове у него что-то щелкнуло, и он стал кормить меня пирожными в Доме кино, стоять на Воробьевых горах и глядеть вдаль, положив руку мне на плечо. Бизнес-план использования моего женского ресурса вырабатывался такой: таскать меня на все репетиции, прогоны, съемки, озвучки и кастинги, чтобы я торчала в поле его зрения и ахала. Выползая при последнем издыхании с этих прогонов и озвучек, я обнаруживала под дверью Интеллектуала, который болтался там в тоске, думая, что сейчас меня повезут в какой-нибудь вертеп. Звездный Мальчик супил брови и уныло вез нас домой. К моей несказанной радости. Однажды он опять позвал меня стоять на Воробьевых горах. Стоим. Луна светит. Соловьи надрываются. Впору уткнуться в большие теплые ладони.

— Знаешь что? — говорит Звездный Мальчик задушевно.

— Что? — шепчу я.

— Одолжи тысячу долларов. На машину не хватает.

С тех пор я в мужчинах разочаровалась и переключилась на одного милого молодого человека, который кормил меня апельсинами. Дело в том, что я, когда ем апельсины, с ног до головы обливаюсь соком. Это его страшно будоражило. Как-то приглашает он меня в театр, потом культурно везет домой, но тут в голове у него что-то щелкает, он останавливается на полдороге и три часа кряду рассказывает мне о своей жене. В том смысле, что она дура. Подъезжаем к дому. Интеллектуал в тоске болтается по двору, думая, что меня уже нет в живых. За шкирку вытаскивает меня из машины, тащит в подъезд и начинает орать нечеловеческим голосом:

— Ты вообще соображаешь, что делаешь? Третий час ночи! Твои родители каждые пять минут звонят! Мы тут с ума сходим! Это… это подло, в конце концов!