Рене Баржавель - Дни мира

На следующее утро, когда мать уехала, Томас наткнулся на цилиндрик, даже не пытавшись найти его. Он просто лежал на выступе кухонной трубы, между коробкой с солью и банкой с мукой. Томас улыбнулся, подумав, что мать наверняка читала «Украденное письмо» Эдгара По. Чтобы надежно спрятать какой-либо предмет, его нужно оставить на виду. Он взял цилиндрик, чтобы еще немного насладиться зелеными лучами. Но в вату и бумагу был завернут орех.

Гризельда сошла с поезда в Берлине с сыном, служанкой и всем багажом. Служанка по имени Бетти в действительности была ее давнишней горничной Молли, покинувшей Сент-Альбан вместе с ней; с тех пор они не расставались. Горничная, подруга, едва ли не сестра, Молли была на несколько лет моложе Гризельды. Она начала служить хозяевам Белого дома на острове с радостью, будучи еще подростком; их совместные приключения начались после сражения 1892 года, когда едва не погибли Шаун и Аран Ферган, двое мужчин, которых они любили. Сейчас Ферган, ставший механиком, сопровождал Шауна, отправившись вместе с ним в Пекин. Из пяти существ, покинувших Сент-Альбан и устремившихся в океанские туманы, сейчас отсутствовал только Ардан, колли Гризельды. Вместе с двумя парами он проделал путешествие в Америку, а потом из Америки в Индию, климат которой ему не подходил. Он лишился легкости и живости, медленно бродил по комнате и то и дело забирался в тень, чтобы заснуть.

Он сам почти превратился в тень, стал воспоминанием. Несмотря на климат, или вопреки ему, он все же прожил долгую собачью жизнь. Он умер, оставаясь гордостью четырех стихий.

Фантастическое нагромождение облаков медленно выползало из-за горизонта вместе с восходящим солнцем. Это было признаком приближающегося с востока муссона. Прибыть он должен был через несколько часов, верный ежегодному свиданию, назначавшемуся ему махараджей. Все необходимое для жертвенной процессии было готово. Все обитатели дворца, как и окрестное население, уже несколько недель трудились над подготовкой. Накануне, посмотрев на солнце, махараджа сказал: «Завтра». И всю ночь в залах дворца, в стойлах слонов, в хижинах трех ближайших к дворцу деревень их обитатели с привычной медленной и спокойной радостью укладывали на землю цветы, обновляли рисунки на стенах, краску на животных и на лицах. Утром медленно кипящие облака заполонили небо от горизонта и до макушек деревьев.

Шаун поспешно переоделся и отправился осматривать автомобили. Он провел множество часов, наводя на них лоск с помощью Фергана и местных помощников. Гризельда сидела перед украшенным цветами зеркалом в своей комнате с сине-зелеными мозаичными стенами. Молли закончила причесывать ее, затем помогла облачиться в шелковое сари соломенного цвета, расшитое золотыми нитями, и надеть на голову вуаль с вышитыми на ней золотом квадратами, ромбами, розетками и множеством миниатюрных цветов лотоса. Обнаженный мальчик, загорелый до черноты, с огромными глазами и ослепительной улыбкой, дергал за веревку большого опахала, перемешивавшего горячий воздух. Закончив помогать хозяйке, Молли бросилась переодеваться.

— Идем, Ардан, — обратилась Гризельда к собаке, направляясь к дверям. Но Ардан даже не пошевелился. Он лежал на белом ковре, положив большую голову между вытянутых вперед лап и подняв на Гризельду взгляд, полный любви и сожаления. Сидевший возле него Рам негромко твердил что-то очень печальное. Рам — это белая обезьянка ростом не выше сапога, легкая как перышко, с момента их приезда в Индию подружившаяся с Арданом. Едва пес вставал, чтобы пройти хотя бы несколько шагов, Рам вспрыгивал ему на спину, чтобы прокатиться. Когда Ардан ложился, Рам сначала с возмущением крутился вокруг него, потом садился рядом и начинал искать несуществующих блох. Он оставлял собаку только на пару минут, когда отбегал к столу, чтобы проверить, какие фрукты появились в вазе. Потом возвращался к Ардану и обязательно делился добычей с другом. Ардан, получивший кусочек апельсина, делал вид, что жует его, исключительно для того, чтобы сделать Раму приятное.

Гризельда опустилась возле Ардана на колени. Большой пес попытался вильнуть хвостом, но у него даже на это не хватило сил. И Гризельда сразу же поняла, что все кончено, что это последний день Ардана, что сегодня он умрет. Она никогда не хотела думать, что этот день рано или поздно наступит; Ардан давно стал частью ее самой. Ей казалось, что он всегда был рядом, что родился одновременно с ней. И что он сознательным усилием продлил свою жизнь только для того, чтобы не расставаться с ней. Но сегодня никак не мог удержаться на берегу, он должен уйти. Для него все было кончено.

Она почувствовала необычную тоску. Огорченная, она обратилась к Ардану:

— Ах, Ардан!.. Это невозможно!.. Он печально посмотрел на хозяйку. Пес не очень хорошо понимал, что происходит с ним, но чувствовал, что оказался в чем-то виноватым Он должен был участвовать вместе с хозяйкой в торжественной процессии, но был не в силах встать на ноги. Возможно, он смог бы встать, если бы очень захотел, но у него не было сил захотеть.

Гризельда негромко сказала:

— Ты все же будешь рядом со мной… Наклонившись, она взяла его на руки. Рам запрыгнул ей на плечо. Гризельда выпрямилась, подумав с удивлением, что Ардан стал невероятно легким, словно лишился всей своей материальной субстанции. Она вышла с двумя животными — одним на руках, другим на плече, — чтобы принять участие в торжественной встрече воды.

Слуги закрыли западные ворота, выходившие к озеру, и открыли восточные ворота, постоянно остававшиеся закрытыми, за исключением сегодняшнего дня. Прогремел гигантский бронзовый гонг, заставивший взлететь тучи птиц с крыши дворца. Из дворца вышла стража махараджи, наряженная в шотландскую униформу — мохнатые шапки, красные куртки и чулки, килт в зеленых квадратах, белые гетры. За ними появился первый слон в окружении музыкантов с бубнами, с обнаженными торсами и в бледно-голубых индийских юбочках. Первым был самый большой слон махараджи, невероятно старый и умный, как гуру. Его голову от макушки до конца хобота закрывала вышитая золотом парчовая маска с цветами лотоса, изображенными с помощью мелких жемчужин; на уши опускались кружева, вышитые серебром. Овальные отверстия в маске оставляли открытыми глаза, обведенные черной краской. Над правым ухом находилось изображение солнца, а над левым — сердце Иисуса и крест. Между глазами плясал серебряный Вишну, создававший своими движениями три направления в пространстве.

Большой слон размеренно шагал, своими плавными покачиваниями отражая движение нашего мира. В тот момент, когда его огромные бивни показались из ворот, на дворец обрушились первые раскаты грома и тысячи серебряных колокольчиков зазвенели, откликнувшись на гром. Дувший с озера ветер внезапно затих, но в это же время подул ветер из леса, принесший ароматы бесконечного зеленого пространства.