Феррейра Кастро - Сельва

— Понятно, понятно.

Фирмино подрубил дерево в пяти различных местах, расположенных по окружности на одной высоте.

— На каждой серингейре крепится столько чашек, сколько положено по ее толщине. На такую здоровую, как вон та, невысокая, — видите, там, — можно повесить целых семь. А на такую вот, как эта, — пять или четыре, она слабая. Надрезы на дереве делают, начиная сверху, и, когда доходят до низа, возвращаются наверх; к тому времени дерево там уже отдохнет. Есть серингейро, которые, чтобы заработать, устраивают муту, но это запрещено.

— Что такое мута?

— Сейчас объясню. Делают такие вроде подмостки из сучьев и надрубают серингейру наверху высоко, около листвы. Поначалу дерево дает больше сока; но потом погибает.

Папоротники и кусты, до сих пор еще сохранявшие сумрак, в который была погружена земля, и чернеющие сплошным пятном, наконец обрели свой естественный зеленый цвет. Солнечный свет пронзил густоту леса и зажег теперь свои яркие лампы во всех потаенных уголках. И свет этот не был рассеянным, похожим на сверкающую пыль: солнечные лучи развешивали на деревьях драгоценные кольца и диадемы, и от их сияния веселели мрачные лики лесных принцесс. Становилось все жарче, и тишина делалась все более тревожной. Алберто уже несколько раз поглядывал на карабин за спиной у товарища.

— А где живут индейцы?

Он задал этот вопрос, когда Фирмино обрабатывал уже четвертую серингейру.

Разглядывая ладонь, которую он ушиб, крепя последнюю чашку, мулат удовлетворил боязливое любопытство товарища:

— Они живут в индейских поселках-табах, там, в глубине леса. Никто не может туда добраться, и никто не знает, где эти поселки находятся. Когда индейцы захватывают человека живьем, они уводят его с собой и никогда потом не отпускают на свободу. Рассказывают, что одному пленнику удалось бежать из табы через двадцать лет, но он был уже так стар, что, когда вернулся в серингал, никого из его товарищей там не было.

— Но как же они добираются сюда, если живут так далеко?

— Индейцы — ловкие бестии! Когда вода летом низкая, в табе остаются лишь старики и вождь племени, а остальные отправляются в дальние походы. По пути на берегах протоков они сооружают навесы из листьев пальмы-убим на четырех шестах и там спят и едят, пока не добираются до какого-нибудь селения. У их женщин и даже ребятишек за спиною тоже колчан со стрелами. Они большим пальцем ноги натягивают тетиву и пускают стрелы, пока кого-нибудь не прикончат… Порой с ними в поход отправляется сын вождя: он должен доказать свою храбрость, чтобы унаследовать отцовский шлем из перьев. Смотрите: вот здесь тропа поворачивает. Каждая тропа делает поворот и возвращается назад. В десять часов мы приходим сюда снова собирать из чашек каучуковый сок.

Он поставил на землю жестяное ведро, захваченное из дому, и пошел дальше.

— Вам тоже нужно обзавестись ружьем, сеу Алберто, когда вы будете ходить один. Здесь нельзя расхаживать безоружным. Если убить их предводителя, индейцы убегают. Три года назад убили одного индейца, но не вожака. Ох, и здоровый он был, — я таких сроду не встречал, — вдвое толще меня и красный, как перец. Они все очень сильные.

— И что же, они появляются здесь каждый год?

— Как когда. Бывает, что несколько лет о них ни слуху ни духу, а бывает, что и каждый год бесчинствуют. С тех пор как я здесь, они сюда уже трижды заявлялись: один раз в Тодос-ос-Саитос и дважды в Попуньяс. Они приходят за чьей-нибудь головой, чтобы плясать вокруг нее. — И рот Фирмино растянулся в улыбке, которая показалась Алберто трагической. — Когда нет головы взрослого человека, они уносят голову ребенка или собачью, кошачью, чья попадется. Поджигают хижину и сравнивают с землей поля маниоки и сахарного тростника. Они страшнее ягуаров. Мы для них смертельные враги.

— Но почему? Ты знаешь?

— Потому что все здесь кругом — их земля. Ведь до того, как ее захватили боливийцы, которые продали серингал сеу Жуке, она была исконной землей индейцев. Я здесь ни дня не задержусь: как выплачу задолженность, так сразу уеду в Рио-Машадо. Тут беспокойно… Я не трус, но от индейцев добра не жди…

— Но неужели их никогда не пытались приручить?

— Был тут один полковник — полковник Рондон или как его там, — улещал их граммофонами и зеркалами, да ничего не вышло. Они нас не оставят в покое, пока всех не перебьют. Я, коли встречу какого-нибудь индейца, тут же его прикончу! А то ты с ними по-хорошему, а они потом тебе голову отрежут, — нет, так не пойдет!

У Алберто голова горела и сердце билось неровными толчками. Ему все время чудилось, что он видит врага, выглядывающего из листвы, и у каждой сапопемы он был вынужден делать усилие, чтобы скрыть свой страх. «Что, если они там?»

Фирмино, как обычно, спокойный, не обращая внимания на страхи товарища, шел легким, уверенным шагом, останавливаясь там и тут, обходя каждую серингейру с топориком наготове и заменяя негодные чашки.

Вся сельва была сплошной фантастической и впечатляющей игрой теней и света. Солнце изливалось каскадами в любой просвет, низвергаясь вниз хаотическими стрелами, одевая в серебро стволы, ветви и листву и делая прозрачными темные уголки. По самой земле, расстилаясь, сияли большие полотнища света, над которыми тучами порхали разноцветные крылья. Повсюду солнечные лучи своей игрой создавали галереи, залы и склепы с причудливыми колоннами и куполами; в другие часы дня, когда лес в густом сумраке казался сплошным и совершенно непроходимым, эти миражи исчезали. Освещенный солнцем лес уже не внушал ужаса, утрачивая в эти мягкие предвечерние часы свою мрачную таинственность.

Вдруг Фирмино застыл на месте, подав знак идущему сзади Алберто, и, сдернув с плеча ружье, прицелился. Раздался выстрел.

Алберто побледнел, в глазах у него потемнело, и земля ушла из-под ног. К его ужасу, мулат, едва рассеялся редкий дым, побежал вперед, оставив Алберто застывшим на месте. Тот хотел было броситься за ним, хоть и понимал, что глупо с голыми руками лезть на врага, но ноги его не слушались и сам он был словно во сне.

Пройдя метров тридцать, Фирмино остановился и принялся осматривать тропу, кусты и вглядываться в заросли. Действовал он с таким хладнокровием, что мужество вернулось к испуганному Алберто.

— Удрал! Пошли! — раздался крик Фирмино.

Алберто нагнал его, стараясь скрыть свой испуг.

— Кто там был?

— Тапир. Должно быть, пуля в него попала, но следов крови не видно. Огромный, с бычка ростом.

— Их едят?

— Еще как! У них лучшее мясо в Амазонии. Некоторым, правда, нравится больше морская свинка пака и котиа [33] Котиа — грызун из семейства cavideos. . Но, по мне, нет ничего лучше тапира и оленя. Видите, какой у меня на ноге шрам. Все из-за тапира. Я поставил на него западню: тапир, когда отправляется добывать себе пищу — плоды с дерева или корешки, какие в земле, он всегда идет одним и тем же путем. Укрепил я ружье в расщепленном дереве и привязал бечевку от спускового крючка к другому дереву, чтобы как пойдет тапир между деревьями, так пуля и попала бы ему прямо в сердце. Но тапир в ту ночь не явился, а я на другое утро пришел посмотреть, лежит ли он там. Да не запомнил как следует, где поставил западню, и задел ногой за бечевку. Пум! Пуля и вырвала у меня из ноги кусок мяса…