Барри Хайнс - Пустельга для отрока. Взгляды и улыбки

Стояла тишина. Класс все еще был в головастиках по колено. Мистер Фартинг подождал немного, чтобы класс смог переварить услышанное. Потом, боясь, как бы внимание мальчиков не переключилось на болтовню друг с другом, он попробовал разжечь дух соревнования.

— Очень хорошо, Андерсон. Благодарю вас. А теперь, может, кто-нибудь еще хочет рассказать нам что-нибудь интересное?

Ни одна рука не поднялась.

— Никто? А может, ты, Каспер?

Билли, согнувшись, разглядывал свои руки под крышкой парты. Красные царапины остались на кончиках пальцев. Когда он растопыривал пальцы, эти полосы распадались на кусочки, и каждый из них напоминал пятнышко крапивной лихорадки. Билли подул на одно пятнышко, потом лизнул его языком.

— Каспер!

Билли выпрямился и вынул руки из-под парты.

— Что?

— Вот тебе и «что?». Если бы ты слушал, ты бы знал, о чем идет речь. Ты слушал или нет?

— Да, сэр.

— Тогда скажи мне, о чем мы говорили?

— Э-э… о всяких историях, сэр.

— О каких историях?

— Э-э-э…

— Не знаешь, так ведь?

— Нет, сэр.

— Он опять спал, сэр.

Билли несколько раз дернул стул и закричал, перекрывая смех:

— А ты заткнись, Тибби!

— Каспер! Тиббат! Я вас сейчас обоих усыплю. Я уложу вас обоих. И все остальные — тоже тихо .

Мистер Фартинг соскользнул со своего кресла и шагнул к ближайшему ряду. И сразу наступила тишина.

— Ты что же, ни слова не слышал из того, о чем говорили, Каспер?

— Слышал, сэр. Кое-что.

— Кое-что. Вот именно, кое-что. Встань-ка, приятель.

Билли вздохнул и, вставая, оттолкнул ногами стул.

— Ладно, теперь ты для разнообразия поработаешь немного вместе со всем классом. Ты расскажешь нам о себе какую-нибудь историю, так же как вот Андерсон.

— Я ничего не помню, сэр.

— Тогда ты будешь стоять до тех пор, пока не вспомнишь.

Мистер Фартинг начал мерить шагами расстояние между доской и партой.

— Всегда найдется кто-нибудь, кто испортит урок. Кто-нибудь, кому ничем не угодишь, кто мнется и робеет, кого ничем невозможно заинтересовать, — кто-нибудь вроде тебя, Каспер.

Он повернулся на одной ноге и указал пальцем на Билли.

— Я даю тебе две минуты, чтобы ты что-нибудь вспомнил, приятель, а если ты и через две минуты не начнешь рассказывать, весь класс вернется сюда и мы продолжим после перерыва!

Мальчишки задвигались, распрямляясь, испуганно оглядываясь по сторонам; послышались ропот, восклицания и угрозы:

— Давай, Билли.

— А то убьем!

— Да говори ты!

— Если нас после обеда оставят, я его прикончу.

Билли пытался скрыть слезы, заблестевшие у него на глазах.

— Я жду, Каспер.

Мистер Фартинг сел и, сдвинув рукав пиджака, демонстративно взглянул на часы.

— Но весь день мы тебя ждать не можем, Каспер.

— Расскажи ему про твоего сокола, Билли.

— Если кто-нибудь еще издаст хоть малейший звук, это будет его последний звук!.. Что там еще за сокол, Каспер?.. Каспер, я с тобой разговариваю!

Билли по-прежнему стоял молча, опустив голову, так что мистеру Фартингу видна была только его макушка.

— И смотри сюда, дружок, когда с тобой разговаривают.

Билли медленно поднял голову.

— И перестань дуться — подумаешь, сказали ему что-то не так!.. Так что там у тебя за сокол? Чучело?

Взрыв смеха потряс стены класса, слезы полились наконец у Билли из глаз, а мистер Фартинг оглянулся, недоумевая, отчего вопрос его вызвал такую неожиданную реакцию.

— Что тут смешного?

Тиббат привстал над партой и, налегая на крышку всем телом, тянул руку вверх.

— Так, слушаю тебя, Тиббат?

— У него есть птица, сэр. Пустельга. Он на ней помешался. Он теперь больше ни с кем не водится и только за птицей своей день и ночь ухаживает. Прямо чокнулся.

Билли повернулся к Тиббату, слезы снова брызнули у него из глаз и медленно потекли по щеке.

— Во всяком случае, лучше уж с птицей, чем с тобой водиться!

— Ну, я же вам говорил, сэр. Стоит про нее чего-нибудь сказать, он сразу на стенку лезет.

— Хорошо, Каспер, садись.

Билли сел и вытер слезы о плечо. Мистер Фартинг, облокотившись на стол и постукивая ногтями больших пальцев по зубам, ждал, пока Билли придет в себя.

— Ну а теперь, Билли, расскажи нам про этого сокола. Где ты его взял?

— Нашел.

— Где?

— В лесу.

— Что с ним случилось? Он что, был ранен?

— Птенчик. Он, наверно, из гнезда выпал.

— И давно он у тебя?

— С прошлого года.

— Так долго? Где же ты его держишь?

— В сарае.

— А чем ты кормишь его?

— Мясом. Мышами. Птицами.

— Но ведь это жестоко — держать его все время в сарае? На свободе ему было бы лучше, правда?

Билли впервые поднял взгляд на мистера Фартинга.

— Я его не держу все время в сарае. Я с ним каждый день прогуливаюсь, и он летает.

— И он не улетает от тебя? Мне казалось, соколы дикие птицы.

— Конечно, не улетает. Я же его приручил.

Билли оглядел класс, словно бросая вызов и ожидая, что кто-нибудь осмелится спорить с ним.

— Приручил? А мне казалось, что для этого надо быть специалистом.

— Ну а я приручил.

— Это было трудно?

— Конечно, трудно. С ними нужно иметь настоящее… настоящее терпение. И много времени.

— Ну так расскажи, как тебе это удалось. Мне ни разу не приходилось встречать раньше сокольничего, так что сегодня я, вероятно, попал в избранное общество.

Билли отодвинул стул и облокотился на парту.

— В общем, все обучение тут идет через желудок. Их только тогда и можно учить чему-нибудь, когда они голодные, значит, обучение идет как раз тогда, когда настает время есть.

Я свою Пус начал обучать после того, как она у меня уже две недели прожила и у нее оперение затвердело, то есть когда у нее хвостовые перья и перья на крыльях стали жесткие у основания. Приходилось брать ночью фонарик и идти перья осматривать. Если будешь все делать спокойно, это нетрудно. Сразу идешь в угол, где пустельга сидит на жердочке, расправляешь ей хвост и крылышки и глядишь: если перышки синие у основания, значит, в них еще кровь есть и они мягкие, то есть птица еще не готова для обучения. А когда перья стали белые и жесткие, это значит, она готова и можно начинать обучение.

Пус сперва была толстенькая, как поросенок. Все молодые соколята такие, когда их начинают обучать, так что от них толку мало, пока они вес не сгонят. Но тут надо действовать очень осторожно, чтоб голодом птицу не уморить, перед каждой едой пустельгу надо взвешивать и сокращать ей рацион помаленьку, пока в один прекрасный день не придешь, а она уже ждет наготове, тогда можно и начинать. Пус, к примеру, сразу на мою рукавицу прыгнула, когда я ей руку протянул. Так что, пока она мясо ела, я захватил ее опутенки…

— Что-что?

— Опутенки.

— Опутенки. Как это слово пишется?