Барри Хайнс - Пустельга для отрока. Взгляды и улыбки

— Пус! Пус!

Он перемахнул через ограду и побежал по садовой дорожке, ткнулся с разбега в кухонную дверь и отскочил, потому что она была заперта.

— Джад!

Он пошарил под ступенькой, отыскивая ключ, торопливо сунул его в скважину замка, ворвался в кухню.

Шторы в гостиной были опущены. Свет пробивался из кухни через полуоткрытую дверь, полосой ложась на линолеум, как светлая ковровая дорожка. Билли пробежал через гостиную и распахнул дверь в холл. Здесь было посветлее, потому что в верхней половине входной двери было вставлено узорчатое стекло с разводами. Билли оперся руками о ступеньки лестницы и, глядя вверх, крикнул:

— Джад! Джад!

Эхо уже затихло, когда он на четвереньках вскарабкался по лестнице. Дверь спальни была открыта. В ней было тихо и темно. Билли сделал шаг вперед, держась за дверной косяк.

— Джад!

Он зажег свет. Постель была в том виде, как он оставил ее утром: подушки смяты, простыни сбиты, и верхняя, сброшенная на пол простыня выставила угол, словно дразнила его высунутым языком. Билли скатился вниз по лестнице, промчался через гостиную в кухню и на миг замер на пороге, оглядывая поле и небо.

Черное небо, словно скорлупа, затвердело к вечеру. Даль терялась за полем, и ни одной птицы не видно было в затухающих сумерках. Не было слышно и птичьего крика — только ропот дождя.

Билли вбежал в гараж, вытащил из сумки вабило и стал раскручивать леску, размахивая вабилом на бегу, потом перелез через забор.

— Пус! Пус! Иди сюда, Пус!

Билли обходил поле, окликая птицу, крутя вабилом и попеременно меняя руки, пока обе они не онемели от усталости и он не уронил вабило в траву. Билли простоял несколько секунд, озираясь вокруг, потом бросился бежать, снова бешено крутя вабило, летавшее кругами у него за спиной. Он перепрыгнул через забор в сад и побежал вдоль дома к воротам. Какая-то женщина шла ему навстречу по другой стороне улицы. Когда она проходила мимо машины, стоящей у тротуара, казалось, что голова ее движется отдельно по ленте конвейера. Больше на улице никого не было видно. Билли перебежал на другую сторону, и женщина в испуге отпрянула, когда он вдруг выскочил из-за машины.

— Ух ты, сорванец! Напугал до смерти!

— Вы Джада нигде не видели?

Она долго смотрела, держась за сердце, как он убегает по тротуару, потом опустила руку и пошла следом за ним, наклонив голову от дождя.

— Ну и семейка…

Жена букмекера запирала контору, когда Билли добежал до пустыря.

— Э-эй! Миссис Роуз!

Обернувшись, она взглянула на него, потом повернула в двери ключ и открыла сумочку.

— Вы нашего Джада не видели?

Она защелкнула сумочку — клик — и пошла по дорожке, Билли следовал за ней по пятам.

— Это ты, судя по всему, его еще не видел, а то бы ты вряд ли остался цел.

— Значит, видели?

— Видела? Да он нам чуть всю контору не разнес.

— А потом вы его не видели?

— Обзывал меня бог знает как! Назвал обманщицей, заявил, что я решила его ограбить. А Томми Лича, когда он пытался за меня заступиться, вообще грозился прибить. У нас тут был такой цирк! В конце концов пришлось мне послать за Эриком Клафом и Эриком Стритом, чтоб они подтвердили, что ты никаких ставок не делал.

— А позже он сюда не заходил?

— Обе эти лошади пришли первыми. Крэкпот взял сто к восьми. Скажи-Что-Ему-Крышка тоже выиграл, четыре к одному. Так что Джад больше десяти фунтов мог бы получить.

— А вы не знаете, где он сейчас?

— Почему ж ты не сделал ставки?

— Откуда я знал? Я же не знал, что они выиграют.

Билли начал всхлипывать. Миссис Роуз покачала головой.

— Да уж, достанется тебе, парень, когда брат до тебя доберется.

Они дошли до «Ко-опа» на углу улицы. Здесь Билли остановился, а миссис Роуз пошла дальше. Билли повернулся и побежал назад, мимо букмекерской конторы. Он промчался через весь квартал, потом вниз по главной улице, потом до тупика и дальше в поле — через лазейку.

Всего несколько метров он пробежал по дорожке, и тускло-красные стены домов стали темными силуэтами в сгустившихся сумерках. Только очертания крыш еще четко вырисовывались на фоне неба. Билли вытащил вабило из одного кармана и пошарил в другом, доставая носовой платок. Он развернул платок, привязал к вабилу и стал раскручивать его, медленно продвигаясь вперед по тропинке.

— Пус! Пус! Иди сюда, Пус!

Он все время смотрел вверх и потому то и дело сбивался с тропинки и снова выбирался на нее, ступал по лужам; мокрая трава смывала грязь с его кедов.

— Иди, Пус! Иди сюда!

Сперва платок трепетал за вабилом, потрескивая, будто хвост бумажного змея, однако дождь и влажная трава вскоре превратили его в мокрую серую тряпку, которая шлепала в темноте.

Круг за кругом, круг за кругом, леска свистела в сумраке; потом он стал крутить помедленней, сменяя руку. Наконец Билли укоротил леску и раскрутил ее так сильно, что леска, вабило и платок слились в колесо, и он выпустил его вверх, как ракету, — высоко взлетев в небо, ракета вдруг замедлила свой полет и, потеряв скорость, упала на землю. Билли подбежал, поднял вабило и тут же начал вращать снова.

— Пус! Пус! Пус!

Его клич стал пронзительным, похожим на визг. Он прерывисто дышал и всхлипывал, но всякий раз, когда он укорачивал леску, чтоб ускорить вращение вабила, он сдерживал дыхание, прислушиваясь. Он почти не дышал и тогда, когда вабило взлетало вверх; и так до тех пор, пока оно, неразличимое во мраке, не падало на землю, и тогда Билли, плача, бежал и подбирал его с земли.

В конце поля в проеме живой изгороди был лаз — лесенка со ступеньками. Боковины лестницы были холодные и скользкие. Билли поднялся на две ступеньки, потом, держась за боковины, вскарабкался на верхнюю перекладину и медленно, осторожно, зацепившись носками за боковины, выпрямился, балансируя, точно акробат на вершине человеческой пирамиды. Стоя над изгородью, он озирался вокруг. В обе стороны тянулись изгороди и заборы, словно черная кайма — по краю серого покрывала. Билли напряженно вглядывался в даль, туда, где начинался лес, потом он повернулся и от этого движения чуть не свалился с лестницы. Он ухватился за боковину, нашел прочное положение и принялся медленно раскручивать вабило.

Стоя над полем в сумраке, зацепившись ногами за перекладину, он раскручивал вабило и звал, звал без конца. Иногда вабило задевало за изгородь, и тогда нарушалось и его собственное равновесие и ритм вращения. Но, слегка согнув колени, Билли снова обретал равновесие и снова вводил вабило в игру. Иногда платок задевал иглы боярышника, оставлявшие на нем дыры, так что в конце концов платок оторвался и упал на кусты. Билли оставил его лежать там — смутное пятно на фоне листвы, да и сама листва была теперь похожа на тень, и вабило стало темною тенью, взлетающей вдруг из мрака.