Барри Хайнс - Пустельга для отрока. Взгляды и улыбки

A KESTREL FOR A KNAVE

1968

Перевод Б. Носика

Шторы еще не были подняты. Там, где находилось окно, чернел четкий квадрат цвета ночного неба. Внутри спальни темнота была зыбкой и словно бы рассыпчатой. Очертания кровати и шкафа смутно проступали во мраке. Ни звука.

Билли подвинулся, сполз на край постели. Джад потянулся за ним, и теперь добрая половина постели, от самой стенки, была пустой. Джад фыркнул и потер себе нос. Билли захныкал во сне. Потом оба угомонились. Ветер хлестал по окнам, ударял в стену.

Билли повернулся на бок. Джад повернулся следом за ним, кашляя ему в затылок. Билли натянул до ушей одеяло и вытер им шею. Большая часть постели была теперь открытой, и незанятое пространство выстывало мгновенно. Тишина. Ни звука. Потом зазвонил будильник. Билли вскочил и пошарил рукой во мраке, не разлепляя закрытых глаз. Джад застонал и нырнул к стене — в холод голой простыни. Он протянул руку за край постели, опрокинул будильник, но, пытаясь схватить его, только отпихивал все дальше.

— Ну где ты там, гад?

Он дотянулся и схватил будильник обеими руками. Прижимая одной ладонью стекло, он шарил другой рукой по рычажкам и кнопкам на задней стенке. Наконец нашарил нужную кнопку, и звон прекратился. Джад снова свернулся на постели, оставив будильник лежать вверх циферблатом.

— Вот дрянь!

Лежа на своей половине постели, он стонал и ворочался с боку на бок, а Билли, повернувшись к нему спиной, молча прислушивался. Потом Билли оторвал щеку от подушки.

— Джад?

— А?

— Ты бы вставал.

Молчание.

— Будильник звонил, слышал?

— А то нет!

Джад плотнее закутался в одеяло и зарылся головой в подушку. Оба лежали тихо.

— Джад?

— Ну чего тебе?

— Опоздаешь.

— Отвяжись.

— Часы-то не спешат…

— Кому сказал — отвяжись.

Джад сунул кулак под одеяло и ткнул Билли в спину.

— Кончай! Больно же!

— А ты отвяжись.

— Я вот маме про тебя скажу.

Джад снова сунул кулак под одеяло. Билли, всхлипывая, отполз на холодный край постели. Джад поднялся, сел на краешке кровати, потом вскочил и побрел на ощупь в другой конец комнаты, туда, где был выключатель. Билли снова уполз на середину постели и зарылся под одеяла.

— Джад, поставь для меня будильник. На семь.

— Сам поставишь.

— Ну поставь, ладно тебе.

Джад вытянул рубашку Билли из его свитера, надел свитер, а сверху — пиджак. Билли уютно свернулся на месте брата, и пружины матраса тихонько заскрипели. Джад поглядел на одеяла, сбитые в кучу, подошел и сдернул все.

— Кончай дурить и надевай штанишки.

Еще мгновение Билли лежал, свернувшись калачиком и стиснув ладошки между колен. Потом он приподнялся и пополз к спинке кровати за одеялами.

— Эх, гад, из-за того, что тебе вставать, ты и меня…

— Еще месяц-другой, приятель, и ты со мной вместе вставать начнешь.

Джад вышел на лестницу. Билли приподнялся на локте.

— Свет-то хоть выключи!

Джад уже спускался по ступенькам. Билли сел на краю постели, переставил стрелку будильника, потом пробежал босиком по линолеуму и выключил свет. Когда он добрался до постели, тепло уже почти улетучилось. Билли дрожал от холода и ерзал по постели, отыскивая теплое местечко.

Когда он встал и спустился вниз, на дворе еще было темно. Шторы в гостиной были опущены, и, когда Билли включил электричество, комната показалась ему холодной и мрачной, потому что огонь в камине не горел. Он поставил будильник на каминную полку, потом подобрал с кушетки материнский свитер и натянул его поверх рубашки.

Билли ссыпал золу в мусорное ведро, и тут вдруг зазвонил будильник. Бросив крышку ведра — так, что лицо обдало золой и пылью, — Билли кинулся в комнату, однако звон прекратился раньше, чем он добежал до камина. Он опустился на колени перед камином и скомкал листы газеты в тугие круглые бутоны, разложив их на каминной решетке, словно букет гортензий. На выступе камина он поставил на попа деревянную чурку и стукнул топориком по самой середине. Чурка треснула, но не раскололась. Билли поднял топорик вместе с расщепленной чуркой и ударил снова, так, что чурка распалась надвое, а лезвие топора раскололо кирпич в камине. Билли расщепил половинки на четвертинки, а четвертинки снова расщепил пополам и поставил все эти щепочки шалашиком над комками бумаги — точно остов индейского вигвама. Поверх этого сооружения Билли положил куски угля так, что бумага и щепки торчали между ними. Бумага вспыхнула от первой спички, и пламя быстро пошло в глубину, затрещали щепки, и задымился уголь. Билли дождался, пока огонь не охватит все его сооружение, потом встал, вышел в кухню и распахнул дверь в кладовку. На полке стояли только пачка сушеных бобов да бутылка уксуса. Хлебница была пуста. Сразу за дверью кладовки, под стеклом, медленно вращался валик электрического счетчика. Красная стрелочка то появлялась, то исчезала. Билли закрыл кладовку, подошел ко входной двери и отворил ее. Две пустые молочные бутылки стояли на ступеньке. Билли стукнул кулаком по дверному косяку.

— Каждое утро одно и то же. Вот буду на ночь все прятать…

Он повернул было в гостиную, но потом остановился и выглянул снова. Дверь гаража была распахнута. Билли по бетонной дорожке добежал до двери; свет, падавший из кухни, позволил ему разглядеть гараж внутри.

— Ну вот! Только этой подлости не хватало!

Билли поддал ногой банку из-под масла и побежал в дом. Уголь уже занялся в камине, и желтое пламя начало согревать гостиную. Билли сунул ноги в кеды, не потрудившись развязать шнурки, и схватил штормовку. Молния на ней была сломана, и полы развевались у него за спиной, когда он, выскочив из-за дома, побежал по улице.

Серый цвет неба, бледный вдали над полями, сгущался над окраиной, постепенно темнея над головой и становясь угольно-черным над центром города. На улице еще не были погашены фонари, и свет, зажженный в нескольких окнах, окрашивал их в цвета занавесей. Билли встретились два шахтера, шагавшие из ночной смены. Человек в рабочей спецовке проехал мимо на велосипеде, медленно крутя педали. На какое-то мгновение все четверо сошлись в одной точке и разошлись, в разные стороны и с разной скоростью.

Билли добрался до спортивной площадки. Ворота были заперты; он отошел на несколько шагов, разбежался и вскочил на проволочную ограду, влез наверх по поперечным проволокам и уже перенес ногу, собираясь спуститься по другой стороне. Ограда между двумя бетонными опорами провисла под его тяжестью и задрожала. Он раскачивался, поставив ногу на верхнюю проволоку и вцепившись в нее одной рукой, а второй размахивал, чтобы восстановить равновесие; однако, чем настойчивей пытался он сбалансировать, тем сильнее раскачивалась проволока, пока она не сбросила его в высокую траву по ту сторону ограды. Билли встал. Кеды и джинсы были мокрые, одной рукой он угодил в собачью кучку. Он вытер руку о траву, понюхал пальцы и побежал через футбольное поле. За футбольными воротами стояли ряды детских качелей, замотанных вокруг поперечины. Билли отыскал лаз, проделанный собаками в заборе на другой стороне футбольного поля, и выполз через него на Сити-роуд. Мимо проехал двухэтажный автобус, а за ним, впритык, — две машины. Когда шум их замер вдали, на дороге снова стало пустынно. Уличные фонари погасли, и некоторое время слышно было, лишь как скрипят кеды по асфальту.