Э Кэнтон - Аврелия

— Кажется, это ты, — произнес твердым голосом Гургес. — Два года тому назад ты принес мне ночью известное письмо.

— Да, — сказал незнакомец. — Разве это была незначительная услуга? Разве это не помогло тебе спасти великую весталку?

— Тише!.. — проговорил Гургес.

— Хорошо, — сказал незнакомец. — Но поговорить нам нужно… Хочешь, зайдем сюда? — продолжал он, указав рукой на харчевню.

— Зайдем, — сказал Гургес, естественно, любопытствуя узнать, кто был его собеседник, принимавший таинственное участие в одном из важнейших обстоятельств его жизни. — Зайдем. У меня, правда, немного свободного времени, но я примусь с большим усердием за то, что еще осталось сделать, и, пожалуй, успею наверстать потерянное время.

Незнакомец в сопровождении Гургеса, сложившего уже с себя звание служителя погребальных процессий ввиду своего обращения в христианство, вошел в харчевню, спросил себе уединенную комнату, велел подать вина и кое-какую пищу и предложил Гургесу разделить с ним его трапезу.

— Спасибо, — ответил тот, отодвигая от себя предложенные кушанья.

— Дорогой Гургес, — начал незнакомец, — хочешь, я тебе скажу, откуда и куда ты идешь? Сначала я действительно был очень удивлен, встретив тебя на пути, теперь же, поразмыслив немного, скажу, что ты в данный момент непременно должен был быть недалеко от места, где мы столкнулись.

— Говори, я слушаю, — сказал прежним вежливым тоном Гургес, хотя его собеседник достаточно фамильярно с ним обращался.

— Так вот, милый Гургес, сейчас только что ты обмыл тело Нумидика, павшего вчера под ударами палок возле храма Минервы за отказ принести жертву богам. Теперь ты идешь, — продолжала эта странная личность, сделав знак Гургесу, чтобы тот его не прерывал, — ты идешь к Капенским воротам известить христиан, чтобы они пришли взять для погребения тело своего мученика. Кроме того, дорогой Гургес, тебе предстояло еще свернуть немного в сторону, чтобы зайти в дом поджидающей тебя божественной Аврелии, которая должна наблюдать за усопшим до тех пор, пока ее братья, — при последних словах голос его прозвучал с иронией, — придут этой ночью взять его и отнести в пещеру, где находятся ваши могилы. Ну теперь, милый Гургес, не видишь ли ты, как хорошо я обо всем осведомлен?

В описываемое время, когда против христиан было возбуждено второе гонение, всякий христианин, выслушав подобные слова, имел бы основания прийти в смущение. Тем не менее Гургес остался совершенно спокойным.

— Это все правда, — сказал он, — но я исполнил лишь то, что велит мне моя вера. Я ожидаю, что и сам также погибну под палкой или каким-нибудь иным образом. Если ты хочешь сказать, что меня уже открыли и что мне, как и многим другим, угрожает смерть, то вместо испуга ты мне приносишь лишь радостную весть.

— Ты сумасшедший, Гургес, — пробормотал незнакомец тоном живого участия, — если играешь таким образом жизнью ради химер, которые решительно ничего не стоят! Разве недостаточно уже того, что ты отказался от должности и пожертвовал состоянием ради этого предрассудка? В конце концов это, конечно, твое дело. Но не подумай, что я один из тех доносчиков, которые предают христиан их врагам. Ради всех богов! Это ремесло не по плечу человеку, которого ты видишь перед собой, дорогой Гургес.

— Я далек от мысли, чтобы тебя подозревать… — начал было Гургес.

— Ну и прекрасно! — перебил его незнакомец. — Однако перейдем к делу, время дорого. Я уже сказал, что благодаря письму, которое я тебе в свое время передал, ты спас великую весталку.

— Тише! — проговорил Гургес. — Ты не можешь не знать о несчастье…

— Ах! — воскликнул, прерывая его, незнакомец. — Если ты хочешь сказать о розысках и кознях, которые были произведены тогда для открытия соумышленников, то это очень старо, милый Гургес. Домициан не думает больше об этих вещах. Притом в этот момент, когда мы с тобой беседуем, весталки уже более трех дней нет в живых.

— Что ты говоришь! — воскликнул подскочивший от изумления его собеседник. — Откуда это тебе известно?

— Вчера, — продолжал таинственный незнакомец, — приехал в Рим курьер с известием, что Флавия Домицилла и две женщины, сопровождавшие ее в изгнание, Евфросиния и Феодора… Дорогой Гургес, ведь Феодора и есть то имя, которое приняла великая весталка, чтобы скрыться, не так ли? — спросил незнакомец, делая паузу как бы для того, чтобы получить ответ на свой вопрос.

Гургес, сознавая, что бесполезно было что-либо скрывать от этого человека, которому уже известны самые сокровенные вещи, с живостью ответил:

— Это правда. — И прибавил: — Но умоляю, что же дальше?…

— Так вот вчера, — начал снова незнакомец, — курьер принес это вполне достоверное известие, что Флавия Домицилла, Евфросиния и Феодора нашли себе смерть в Террацине.

— Ах! — воскликнул с горестью Гургес. — Неужели это правда?… Так ты говоришь, что это произошло в Террацине, на острове Понтия, куда были сосланы эти три христианские женщины? Нет ли тут ошибки или недоразумения?

— Милый Гургес, — возразил незнакомец, — разве ты не знаешь, как поступает Домициан в тех случаях, когда у него является желание во что бы то ни стало погубить тех, от кого он не может отделаться скрытно по причине их имен, их влияния или по какому бы то ни было другому побуждению? Он отправляет их в такое заранее приготовленное для его козней место, где их смерть является как бы простой случайностью. Это так и случилось. Флавия Домицилла и ее спутницы были вдруг переведены из Террацина под предлогом смягчения их участи. Но в самую ночь их переселения дом, в котором они нашли себе убежище, был уничтожен страшным пожаром. Позаботились, чтобы они не были в состоянии спастись из пламени.

— Новое испытание для божественной Аврелии и ее благородных родственников! Новое торжество для религии Христа! — воскликнул Гургес с горестью, смешанной с энтузиазмом. — Да, для религии Христа, — повторил он, — потому, что эти три достойнейшие женщины получили мученический венец!

— Каким бы именем вы ни называли ее поступок, но, говорят, что действительно Флавия Домицилла и все ее спутницы отказались принести жертву богам. Так же поступили и ее служанки Нерея и Архелая, которые в тот же день были обезглавлены.

— Слава Всевышнему! — сказал Гургес, почтительно обнажив голову и осеняя себя крестным знамением. — Слава Его мученикам!.. Но как, — продолжал он, обращаясь к незнакомцу, — ты узнал об этом происшествии, слух о котором еще не распространился в Риме? Кто тебе сообщил принесенное курьером известие, которое, без сомнения, было послано к императору секретно?

— Ах, дорогой Гургес, вот этого-то я и не могу тебе сказать, но смею тебя уверить, что и в этом случае я так же тебя не обманываю, как не обманул и при передаче письма относительно великой весталки. Затем, — прибавил таинственный собеседник, — мы переходим к важнейшему предмету нашего разговора. Домициан уже казнил за принадлежность к христианству Флавия Климента и Флавию Домициллу, не считая тех, с кем его не связывали никакие родственные узы. Кто же остается из членов императорской семьи, кого еще не достигла его жестокость?