Э Кэнтон - Аврелия

Император, углубленный в чтение принесенного Стефаном документа, находился в позе, малоблагоприятной для нанесения решительного ударa. Он сидел согнувшись и дрожащими руками держал поданную записку. Эта поза была для него очень благоприятна, так как предохраняла его от такого удара, который сразу мог бы поразить его насмерть. А ведь в случае неверного удара на его крик не замедлили бы явиться преторианцы, которые находились в соседних покоях и могли бы жестоко расправиться с убийцами.

Выразительным взглядом, обращенным к Гирзуту, Стефан просил помочь ему. Карлик прекрасно понял, в чем дело, и, катаясь по полу с собачкой, стал подбираться к каждой из дверей и бесшумно закрывать их все на задвижки. И когда все пути, через которые могла прийти помощь, были перекрыты, он снова занял свое место позади императора и бросил на заговорщика взгляд, который означал: «Ну, теперь нечего опасаться… Действуй!»

Домициан ничего не замечал, ничего не видел! Он весь был погружен в чтение и не менял позы. Стефан, достав правой рукой кинжал, который был скрыт в повязке, выжидал момента, когда император поднимет голову и тем откроет свою грудь.

Время шло: каждое мгновение для убийцы казалось вечностью. Наконец император окончил чтение и приподнялся… в этот миг Стефан вонзил ему кинжал в живот… Домициан зарычал, как раненый зверь…

Однако рана оказалась несмертельной. Она даже не лишила его сознания. Он быстро окликнул Гирзута, велел ему подать свой меч, который висел у него на кровати, и закричал о помощи. Гирзут с ироничной усмешкой указал ему на закрытые двери, а в поданном по его требованию мече оказалась одна лишь рукоятка. Карлик заблаговременно позаботился убрать лезвие…

Император понял, что ему изменили и что час его пробил, и тогда между Стефаном и Домицианом завязалась кровавая, ужасная и отчаянная борьба. Император вцепился обеими руками в своего убийцу, и оба они покатились на пол. То тот, то другой из них оказывался наверху. Тщетно Стефан старался своим кинжалом нанести противнику такую рану, которая обеспечила бы ему победу. В свою очередь Домициан силился обезоружить убийцу или выцарапать ему глаза. Уже преторианцы, до которых донесся шум, готовы были прибежать на помощь, но Гирзут их предупредил. Он открыл ту дверь, за которой стояли Максим, Клавдий и Сатурний с гладиаторами, и те, ворвавшись, быстро прекратили борьбу. Через минуту на полу валялся уже бездыханный труп Домициана.

Однако убийцы тотчас же вынуждены были обратиться в бегство, так как преторианцы, выломав дверь, ворвались в комнату почти в тот самый момент, как Домициан испустил дух. Только один Стефан, обессиленный борьбой, не успел скрыться вместе с остальными заговорщиками, и солдаты Домициана выместили на нем свою ярость.

Преторианцы побежали по городу, но никто за ними не последовал. Народ остался равнодушен к участи Домициана.

Сенат провозгласил императором Нерву…

Слух о смерти императора разнесся с быстротой молнии по всем отдаленнейшим закоулкам Рима. И вот из одной из лачужек, расположенных на Латинской дороге, вышла заплаканная старушка и направилась к императорскому дворцу. Это была Филиса, кормилица Домициана. Придя во дворец, она нашла там лишь бездыханный труп своего бывшего воспитанника. Единственное живое существо, которое она застала возле тела Домициана, был Гирзут. Он не скрывал своей радости по поводу гибели ненавистного ему тирана. Филиса благоговейно целовала раны умершего. С помощью нескольких могильщиков она положила останки своего воспитанника в гроб и велела им следовать за собой.

Ночью в своем крошечном домике она собственноручно сожгла его на очаге и впоследствии, когда волнения несколько поулеглись, она тайком снесла урну с его пеплом в храм, посвященный семейству Флавиев.

Так закончилась жизнь одного из чудовищнейших и ненавистнейших тиранов человечества. Без сомнения, с точки зрения возвышенного христианского учения всякое насилие, а тем более убийство не может быть одобрено. Но ужасные случаи, подобные настоящему, для всех времен и народов всегда служили указанием, что нельзя безнаказанно попирать законы Божеские и человеческие, как это делал Домициан, и если без воли Всевышнего даже волос не падает с головы человека (Матф. X, 30), то тем более в таком ужасающем событии, как кровавое низвержение жестокого тирана с императорского трона, нельзя было не видеть карающей десницы Божьей. Ненасытный хищник в образе цезаря, который всю жизнь купался в крови своих невинных жертв, испытал наконец сам те муки, на которые обрекались тысячи его подданных. Как бы ни было гнусно такое убийство, оно явилось и жертвой искупления страдальцев, позволившей им хотя бы временно вздохнуть от казней мучителя, и праведным возмездием Божьим самому тирану, как сказал Господь (Евр. X, 30): «У Меня отмщение, Я воздам».

— А что стало с остальными героями нашего рассказа? — спросит читатель. — Чем, например, кончилась жизнь Аврелии, двух юных цезарей? А Климент, апостол Иоанн? Олинф, Цецилия, Гургес? Неужели Провидение не покарало Марка Регула, этого жестокого и бессердечного преследователя христиан? А Плиний Младший и Аполлоний Тианский? Что с ними случилось?

Попытаемся ответить на все эти вопросы, попытаемся, как можем, кончить печальную для многих из наших героев историю гонения Домициана на христиан.

«Попытаемся»… Однако точных сведений в нашем распоряжении нет. Можно допустить, что с воцарением Нервы Аврелия и оба юных цезаря, удалившись от трона, провели жизнь как обыкновенные смертные, не подвергаясь никаким опасениям за свою участь. Но, с другой стороны, они могли и мученически кончить свою жизнь, сделаться жертвами третьего гонения против христиан. Оба эти предположения одинаково правдоподобны, одинаково их можно принять, но которое из них справедливо, — мы не знаем.

Что касается Олинфа, Цецилии и Гургеса, то, без сомнения, они продолжали служить своему Богу с тем усердием, которое и ранее было ими обнаружено.

Но что можно сказать о других? Провозглашенный императором, Нерва выказал в отношении к христианам достаточную умеренность, чтобы не сказать более. Его политика была прямо противоположной намерениям Домициана. Первой его заботой было вернуть из ссылки всех изгнанников, особенно святого апостола Иоанна, по милости Домициана жившего в заточении на острове Патмос и написавшего там свой «Апокалипсис». Святой Иоанн вернулся в Рим, где он когда-то почти постоянно жил с Богоматерью, и там в конце дней своих написал Евангелие. Там же он писал и свои «послания». Святой апостол умер в 100 году от Р. Х. Нерва царствовал недолго. Как известно, правление его продолжалось полгода с небольшим.