Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

— Глядите, глядите, как он переменился! Сразу видно, что теперь он герцог Миланский! Какой гордый взгляд! Власть его теперь безгранична! Только бы не было войны!

Миланский люд, который за полстолетия господства Сфорца уже привык к парадам и зрелищам, к торжественным выездам новых властителей, собрался на Соборной площади в ожидании торжественной инвеституры нового миланского герцога. Был день 26 мая 1495 года. У входа в собор герольды императора Максимилиана наблюдали за тем, как Мавр вступает на площадь в окружении оруженосцев и прелатов церкви. Они прогладывали путь в ликующей плотной толпе миланцев. Трон миланского герцога наконец по праву принадлежит Лудовико. Он теперь не только фактически, но и юридически миланский герцог. Такова награда за двадцать лет терпения, беспрерывных интриг, комбинационных ходов, дипломатической игры, союзов и столкновений. Мавр облачен в мантию, увенчан короной, в руку его вложен герцогский скипетр. Лудовико с удовольствием разглядывал праздничную толпу. Джан Галеаццо не стоял более на его пути к власти. Его свели в могилу неизлечимая болезнь и беспрерывная череда унижений. Лудовико отныне полностью контролирует герцогство. Пока у него нет соперников, сегодня ему нечего опасаться. Хотя Лудовико и знал, что среди итальянских государей друзей у него тоже нет.

В соборе Сант-Амброджо, где была совершена торжественная месса, и в замке, где нового герцога приветствовали как одного из величайших триумфаторов столетия, Лудовико сполна насладился опьянением власти. Но он уже настолько привык к победам, что сумел сохранить внешнее хладнокровие. В минуту наивысшего торжества он обдумывал конкретные возможности реализации проекта, который вынашивал в течение многих лет. Ведь недаром он посвятил все годы ожидания тому, чтобы постепенно прибрать к рукам наследие Сфорца. Лудовико мечтал о том, как он превратит Милан в самую блистательную столицу эпохи Возрождения. Он мечтал о том дне, когда его любимый Милан станет важнейшим культурным и художественным центром Европы. Милан станет Афинами будущего, XVI столетия. Лудовико был убежден в этом.

— Кто мог предположить, что этот синьор проявит способности столь незаурядные, да еще в столь короткий срок? Ему удалось совершить то, на что иному понадобились десятилетия, — развивал свою мысль Джакомо Герарди, папский нунций при миланском дворе. Его рукой были написаны самые подробные и проницательные отчеты, которых ждал римский папа. Первосвященник требовал от своего посланника ежедневной и полной информации обо всем, что происходило в Милане. Джакомо Герарди любил побеседовать о Лудовико Мавре и его делах с Джакомо Тротти, послом Феррары, сыгравшим заметную роль в «устройстве» брака Лудовико с Беатриче д’Эсте.

— Полагаю, что секрет успеха этого герцога — в его необычайной способности, если угодно, в его редком таланте сосредоточиваться на главном направлении своей деятельности. Он непременно все делает сам, любое дело доводит до конца, никогда не забывает проследить весь ход исполнения своих мудрых приказов. Он полностью овладел ситуацией в своем государстве. При этом память у него — железная. Один его день стоит двенадцати обычного человека.

— Вы правы, но есть у него еще одно немаловажное качество, — заметил Герарди, — тоже весьма редкое по нынешним временам, особенно у государственных деятелей: Лудовико не падок на лесть. Все, кто вошли в его окружение, так и стараются, едва ли не наперегонки, польстить ему. Превозносят до небес и его интуицию военачальника, и высокое искусство дипломатической игры, и способность сохранить равновесие между итальянскими государствами, не допускать ни малейшего нарушения мира. Герцог же только иронично поглядывает на льстецов. Правда, он не допускает таких эксцессов, которыми грешил Магомет Завоеватель. Помните, тот отправлял в мир иной всякого, кто осмелится пропеть ему дифирамб. Мавр очень чувствует опасность, а раболепие льстивых куртизанов в его обстоятельствах — главная опасность.

— Важно, однако, — продолжил Тротти после некоторой паузы, — что благодаря Лудовико всего за несколько лет Милан совершил невероятный рывок по пути прогресса. Теперь, наряду с Венецией, Милан — самое богатое государство Италии. О нет, для достижения своих целей он не брезговал средствами. Кажется, он не видит разницы между тем, что есть благо герцогства, и тем, что есть благо Сфорца.

— И все-таки, согласитесь, есть в нем нечто, что не может не вызывать удивления, — заметил Герарди. — Обратите внимание, сколь он легковерен и даже наивен в общении с астрологами. Меня, например, крайне удивил один факт. Его посол Маттео Пировано, только что прибывший из Франции, попросил срочной аудиенции. Он должен был доложить герцогу о делах весьма важных, не терпящих отлагательства. От них зависело благополучие государства. Но Мавр, представьте себе, даже не пожелал его видеть! Посол, видите ли, прибыл в Милан в тот день, когда луна все еще пребывала в неблагоприятной конъюнкции. По мнению астрологов, подобное расположение светил грозит неприятными последствиями.

— Ну, меня это нисколько не удивляет. Астрология заняла столь прочные позиции при дворе Мавра, что даже присяга военачальника не может быть принесена, если предварительно не будет определен час, назначаемый официальным астрологом, могущественным магистром Амброджо да Розате. Неважно, идет ли речь о войне, или о посольстве, или, скажем, о строительных работах, — без консультации с магистром нельзя предпринять ничего! Но, согласитесь, таков странный, обычай нашего времени. Мне даже говорили, что в Риме и кардиналы держат на службе магов и астрологов, не предпринимают ничего сколь-нибудь важного, не посоветовавшись предварительно с ними. К примеру, при том же флорентийском дворе Марсилио Фичино составил гороскопы детей Лоренцо Великолепного. Он, кстати, предсказывал, что одному из них суждено стать папой!

— Ну, что касается Амброджо да Розате, — прервал нунция Герарди, — то, говорят, его авторитет несколько поколеблен, с тех пор как астролог ошибся в предсказании насчет побочной дочери, Бьянки.

— Ничего не слышал об этом, расскажите!

— Лудовико, знаете ли, был убежден, что магистр Амброджо научился улавливать голоса светил и планет, что его видения внушены ему по воле Всевышнего. Так вот, Амброджо однажды поведал герцогу, что некая крестьянка, которую он страстно любил в молодые годы, но с которой тем не менее расстался, родит ему девочку. Этому ребенку, по словам астролога, суждена блестящая будущность. Она станет великим поэтом… Поверив астрологу, — продолжал свой рассказ Герарди, — герцог тотчас приобрел великолепную виллу в Брианце. Более того, он отказался бросить эту женщину. Он даже распорядился, чтобы мать с дочерью поселились на этой чудесной вилле. Потом, тайком от двора, в сопровождении только двух верных слуг, он часто посещал этот дом. У него не было и тени сомнения: предсказание астролога сбудется и дочь его станет великим поэтом! Герцог мечтал о том дне, когда будет в кругу друзей читать ее стихи. Разумеется, он скроет подлинное имя автора. Но как хотелось ему увидеть на лицах понимающих слушателей удивление, восхищение этой поэзией! Шло время, девочка подросла, но сколь-нибудь заметного интереса к поэтическому творчеству не проявляла. Чтение стихов вообще мало ее привлекало. Наставница же ее уверяла, что этот ребенок вообще ни к каким наукам не способен! Мавр стал все реже бывать на вилле. Тем не менее надежда его не покидала. Он по-прежнему верил, что предсказание магистра Амброджо так или иначе сбудется. Поэтический дар, утешал себя герцог, рано или поздно разовьется в душе ребенка. В один прекрасный день она проснется поэтом, станет писать стихи, достойные Катулла и Овидия. Герцогу было известно немало случаев, когда, дожив до двадцати лет, молодые люди, не блиставшие прежде никакими талантами, вдруг обнаруживали необычайный художественный дар. Но, увы, внебрачная дочь нашего Лудовико скончалась, как известно, от несварения желудка прежде, чем в ней обнаружился поэтический талант.