Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

Но Леонардо проиграл гонку со временем. Он не успел довести до конца начатую работу. Вторжение в Италию короля Франции Карла VIII вовлекло в пучину бедствия всю Италию. Несколько центнеров бронзы, первоначально предназначенные для отливки конной статуи, пошли на иные, страшные нужды. Государству понадобились пушки. Об отливке памятника пришлось забыть. С горечью писал Леонардо эти строки, адресованные своему меценату: «Вот уже тридцать шесть месяцев, как возле меня одного кормится шесть голодных ртов. Но за все это время я получил не более 50 дукатов».

Трудно устоять художнику под ударами судьбы. Слишком поздно осознал Леонардо, что никогда больше не представится ему возможность довести до конца однажды начатый труд.

— О конной статуе ничего не стану говорить, — завершил он одну из бесед с герцогом, — ибо знаю, что наступили трудные времена.

Таким образом, модель в натуральную величину, модель той статуи, которая должна была явиться миру величайшим символом Возрождения, убрали на задний двор замка Сфорца. Гасконские лучники, верно служившие своему королю Людовику XII, оказавшись в Милане, разбили ее для забавы на мелкие кусочки. Но Леонардо в те часы, когда ему было суждено окончательно распрощаться с мечтой о воплощении своего замысла, видел внутренним взором как-то сразу и одновременно те десять лет, которые провел он в Милане: перед ним теснились великие иллюзии, грандиозные проекты, высокие замыслы, и вот — возвращение к земной реальности. Он прибыл в Милан из Флоренции с вполне определенной целью: создать шедевр, который заставил бы современников восхититься, глубже осознать, чем на самом деле является человек эпохи Возрождения — просвещенный кондотьер, государь мира сего, обладающий лисьей хитростью и силой льва, государственный человек с глазами художника и с элегантными повадками дипломата. Вечные поэтические терзания и переменчивость настроений, недовольство достигнутым, стремление к совершенству не позволили Леонардо дать свое имя этому чуду столетия. Теперь, в скорбный час, он был готов отдать все сотворенное им в обмен на одно только незавершенное дело рук своих. Несбывшаяся мечта представлялась Леонардо символом бесплодности человеческой жизни. Леонардо был величайшим из людей сего мира, но он же был и самым несчастным из них.

В те дни, когда окончательно пресеклись надежды, связанные со статуей, Леонардо лихорадочно работал над «Тайной вечерей» в Санта-Мария делле Грацие. Заказ на эту фреску он также получил непосредственно от Лудовико, который очень просил его украсить своей фреской трапезную великолепного монастыря. Лудовико Мавр пожелал, однако, чтобы Леонардо раскрыл в новой фреске содержание самого глубокого и в то же время самого человечного эпизода в жизни Христа — последней вечери, проведенной им с учениками и тем человеком, который уже был готов его предать. Быть может, Мавр, сумев преодолеть хмель успеха, почувствовал приближение собственного конца. Он просил Леонардо поведать всему миру историю сострадания и расставания с жизнью, перелома в человеческих отношениях и ужаса предательства.

Леонардо был поглощен этой работой и посвятил ей три года своей жизни. Он трудился над фреской с 1495 до 1498 года, отдавая себя целиком делу, как это умел только он. Каждый день выезжал он из замка, где работал над моделью конной статуи, для которой, как потом выяснилось, не нашлось бронзы, и устремлялся в трапезную монастыря делле Грацие. То, как работал он над «Тайной вечерей», пожалуй, больше, чем иной эпизод из его жизни, свидетельствует о смятении ума и чувств, в котором он провел почти всю свою жизнь. Два-три мазка на стене, быстрый набросок лица, жеста руки — и вот он уже стремглав бежит отсюда прочь, будто опасается остаться один на один со своим великим даром, со своей собственной творческой фантазией. Казалось, умственный взор его уже видит все подробности нового творения, но оно слишком велико, быть может, слишком возвышенно для того, чтобы воплотиться в реальном измерении. Спасаясь бегством от только что начатой работы, Леонардо как бы пытался спасти от разрушения богатство своих видений и озарений. Он крайне недоволен теми образами, которые возникают на стене трапезной. Более того, он убежден, что персонажи, чьи портреты он создал, абсолютно нереальны; подобно тому как в «Поклонении волхвов», картине, над которой он работал в юности, Леонардо пытался придать евангельским волхвам и пастухам облик флорентийских простолюдинов, так и сейчас он желал, чтобы апостолы выглядели в точности как миланский люд на улицах и площадях города. Леонардо по нескольку часов проводил в Боргетто, самом нищем квартале Милана, чтобы насытиться видом наиболее выразительных лиц. Им руководило алчное любопытство. Он никогда не уставал проверять и перепроверять свои представления о человеке на основе мнений самого строгого судьи — своей совести художника.

Приор монастыря Винченцо Банделло не стал, однако, дожидаться, чем кончатся художественные поиски Леонардо. Он в тревоге поспешил к герцогу.

— Леонардо никогда не бывает на рабочем месте. По своему обыкновению он давно забросил работу. Бродит по Милану, к нам же заглядывает разве что через день, да и то на полчаса. Мазнет раз-другой, и след простыл.

Мавр в который уже раз попытался образумить своего великого художника, прося его вести себя более приемлемо для окружающих.

— Ты опять впал в безделье или, что то же самое, не желаешь довольствоваться достигнутым. Результат, согласись, все равно один и тот же. Почему ты прекратил работать в монастыре? Неужели «Тайная вечеря» станет для нас таким же разочарованием, как и конная статуя? Или тебе и на этот раз не хватит десяти лет?

Глаза Леонардо метнули молнии.

— Синьор, я понимаю твой гнев, но я все еще не нашел Иуды.

— То есть как — не нашел? Что все это означает?

— А то, что я не могу извлечь его только из головы. Не в силах создать его только силой воображения! Мне нужно увидеть его собственными глазами! Найти на улице! Отыскать в толпе тип человека, живущего бок о бок с нами, здесь и сейчас, человека, чей облик совпал бы с моим представлением о том, что такое Иуда. Разумеется, я мог бы и поторопиться. Кстати, физиономия приора вполне совпадает с моими представлениями об Иуде. Я мог бы изобразить и его. Тогда, правда, монастырь поднял бы его на смех. Но мне не хочется шутить столь жестоко. А Иуду я все-таки должен отыскать. Вот почему целыми днями я скитаюсь в Боргетто, с ног валюсь, но так и не нашел этого человека. Вот и приостановлена работа над фреской. Но я постоянно, ежечасно, ежеминутно, думаю об этой работе!

Лудовико удивился. Ему ничего не оставалось, как покончить дело смехом. Нет, он положительно не мог держать зла на этого гениального безумца. Лудовико теперь почти что не сомневался, что и «Тайная вечеря» так и останется незавершенным шедевром.