Патрик Гейл - Место, названное зимой

– Ещё, – прошептала она, – прошу, ещё.

Ему пришлось несколько раз сходить к ручью и обратно. Он напился и сам. Корень иссушил ему рот, оставил едкий вкус. Когда он в последний раз принёс ей воды, то увидел, как она отчаянно роется в траве; начинало темнеть.

– Что ты ищешь? – спросил он, и ладони разжались. – Ожерелье?

Далеко-далеко в долине звонил гонг к ужину.

– Крест, – сказала она.

Вернувшись, они увидели, что Гидеон и остальные ищут их по всему Вефилю. Гарри нёс Урсулу, перекинув через плечо. Сначала она шла сама, но потом потеряла сознание. К счастью, её тело было лёгким. Со стороны всё это выглядело куда страшнее, чем было на самом деле, но во всяком случае помогло отвести от Гарри всеобщий гнев.

Гидеон провёл Гарри к домику Урсулы, открыл дверь. Когда Гарри клал её на кровать, она зашевелилась и в свете фонарика Гидеона, как в свете прожектора, перевела взгляд с него на Гидеона. Он увидел отметины у неё на горле, но лишь спросил, хочет ли она поужинать. Она покачала головой. Гидеон мрачно посмотрел на Гарри.

– Я посижу с ней, – тихо сказал он, – но сначала мне нужно поесть. И переговорить с коллегой. Пожалуйста, побудь пока здесь, пока я принесу ужин на подносе.

Вид у него был измученный и очень недовольный, и Гарри ощутил укор совести, что вызвал столько беспокойства. Когда Гидеон ушёл, он стянул с Урсулы грязные туфли, накрыл её одеялом.

– Завтра я найду твой крест, – пообещал он. – За ночь с ним ничего не случится, а по семенам нетрудно будет отыскать дорогу.

– Спасибо, – прошептала она и вновь закашлялась. Вены вокруг кадыка налились и вздулись, шея была в запёкшейся крови. – Тебе хоть помогло?

Он кивнул, сжав её ладонь и не зная, какими словами описать мысли, вызванные этим странным опытом.

Вернулся Гидеон и так холодно говорил с Гарри, что тот удивился, как его не отправили в постель без ужина. Придя в обеденный зал так поздно, он вынужден был сесть на то место, какое всегда занимала Урсула. Обитатели Вефиля были с ним обходительны, Мейбл настойчиво удостоверилась, что ему оставили достаточно овощей, но он ожидал расспросов, а удостоился лишь молчания, и его не отпускало чувство, словно все осмотрительно ушли от происшествия, о котором предпочли не знать.

Оказалось, что Кеннет-Хохотун, как бы ни раздражал, играл роль светского льва. Без него они стали всего лишь пациентами, которым было плохо вместе, которым просто было плохо. Разговор выходил бессвязным, и даже Мейбл ничем не могла помочь; казалось, они – гости на вечеринке, где уже закончилось всё веселье. Люди выходили из-за стола, не дожидаясь, пока другие закончат ужинать, и в конце концов остался только Гарри, доедавший сыр и фрукты за одним столом, и Сэмюель, мрачно жевавший за другим; никто из них не пытался заговорить.

Гидеон провёл всю ночь у кровати Урсулы. Гарри знал это, потому что почти не спал и два раза, накинув пиджак поверх пижамной рубашки, спускался посмотреть, не горит ли лампа. Она горела, и профиль Гидеона, читавшего в кресле, был ясно различим в её золотистом свете.

Сон сморил Гарри незадолго до рассвета; его разбудил гонг к завтраку, и пришлось поспешно одеваться. Не побрившись, чувствуя себя грязным, навсегда опозоренным, он выбежал из дома. Гидеон, судя по всему, ждал именно его, потому что вышел из кабинета, едва Гарри вошёл в зал.

– Можно поговорить? – спросил он.

– Да, конечно, – Гарри шагнул в кабинет, и Гидеон закрыл за ним дверь.

Вид у него был безукоризненный, как никогда; ни по чему нельзя было сказать, что всю ночь он провёл не смыкая глаз. Гарри начал понимать, что Гидеон – один из тех удивительных праведников, без которых не стоит земля, которые черпают силы из самопожертвования.

– Сядь, пожалуйста, – сказал он. Гарри сел.

– Как Урсула? – спросил он.

– Он немного успокоился. Но, увы, у меня нет выбора, кроме как отправить его утренним поездом обратно в Эссондейл. У нас нет подходящих условий, позволяющих обеспечить его безопасность.

– Но вы не можете! Это так жестоко! – Гарри вскочил со стула. – Вы просто хотите наказать её за… И я обещал найти крестик и вернуть ей.

– Сядь. – Гарри сел.

– Крест ему больше не понадобится. Его отберут в любом случае. Пациентам Эссондейла запрещено проносить с собой всё, что может быть использовано как оружие.

– Почему вы называете её «он»?

– Я позволил ему жить так, как он хочет, чтобы я мог лучше видеть ситуацию, желая помочь ему, но в Эссондейле мыслят другими категориями.

– Ей обязательно отправляться туда?

– А у тебя есть другие варианты?

Гарри хотел предложить, чтобы Урсула поселилась в его доме в Винтере, вела хозяйство, но он почувствовал, что эта идея вряд ли будет одобрена.

– Ты не знаешь всей ситуации. Джеймс – именно под этим именем его крестили – был отдан в моё распоряжение на очень жёстких условиях. Учась в закрытой школе, он попытался отравить священника. Во всяком случае, собирался это сделать – тому были доказательства других детей, утверждавших, что священник постоянно подвергал издёвкам особенности его натуры и… пользовался ими таким образом, что это вызвало бы громкий скандал, сообщи об этом кто-нибудь в суд. Были и другие причины усомниться в адекватности Джеймса, в том числе периодический религиозный фанатизм и постоянная склонность к трансвестизму. То, что случилось, – большое несчастье, и виноват в этом я. Не следовало поощрять ваше общение. Он не пытался во время прогулки накормить тебя растениями или грибами?

Гарри вспомнил, что Урсула строго-настрого велела ему хранить тайну.

– Нет, – ответил он. – Она только рассказывала мне о них.

– Его забрали из племени, когда ему было лет двенадцать. Само собой, он теперь точно не вспомнит то немногое, чему его успели научить шаманы. Я полагаю, шаманизм, который он исповедует, – не более чем фантазия, плод больного воображения. Поддавшись его учению, ты окончательно расшатал его душевное равновесие.

– Но я не под…

– Но и не сопротивлялся.

– Да, – признал Гарри. – Мне очень жаль.

Гидеон не принял извинений, решив наказать пациента молчанием. Наконец Гарри осмелился спросить:

– А меня вы тоже отправите в Эссондейл?

– Нет, конечно. Как я уже говорил, ты не болен. Как бы грубо это ни прозвучало, мне очень часто приходилось иметь дело с людьми того же типа, что и ты, поэтому ты не представляешь никакого интереса для моей клинической практики. Ты пережил серьёзную травму, но я верю, что твоё исцеление – в твоих руках.

– Не понимаю…

– Я настаиваю, чтобы ты сегодня же покинул нас и отправился домой. Я буду сопровождать Джеймса, с которым вам, конечно, нельзя больше видеться, так что тебя довезёт извозчик. Ты приедешь на станцию вовремя, чтобы успеть на ближайший поезд на восток. Эту одежду можешь оставить себе.