Патрик Гейл - Место, названное зимой

– Суматоха, – сказала она ему. – Всё этот богатенький страховой агент. Ладно уж мистер Слэймейкер, он хоть трактор покупает – как-никак польза, – и стала подсчитывать в уме, сколько ей должен Гарри.

У него всегда плохо получалось понимать, о чём говорят малознакомые люди в общественных местах, и несколько секунд её слова не укладывались в голове. Что-то о тракторе…

– Вы сказали, мистер Слэймейкер?

– Вроде так, если только я правильно запомнила фамилию. До сих пор путаюсь, кто тут кто. Да вот же этот джентльмен, – и она указала карандашом через плечо Гарри.

Пол стоял среди зевак, разглядывавших машину. У Гарри перехватило дыхание, и пришлось прислониться спиной к полке с консервированными фруктами. Это был он, Пол, немного похудевший; седина чуть коснулась бороды и баков. Он опирался на трость.

Почувствовав пристальный взгляд, Пол обернулся.

– Гарри… – прошептал он. – Это… это ведь ты?

Окружённые со всех сторон людьми, они, конечно, могли только пожать друг другу руки, но Гарри не выпускал ладонь Пола так долго, как только было возможно. Пол был не в силах перестать улыбаться, и Гарри понимал, что и сам со стороны кажется полоумным.

– Я думал, тебя нет в живых, – сказал он.

– Эй, это мои слова! – ответил Пол. – Где ты…

– В санатории. Недалеко от Джаспера. Я болел.

– Но ты вернулся!

– Да, только что. Поэтому вид у меня немного… – он окинул взглядом своё не по сезону тёплое пальто и плохо сидевший костюм.

– Ты всегда был тот ещё франт, – поддразнил Пол.

– Почему ты ходишь с тростью?

– Не хожу, а ковыляю. Я… я ступни лишился.

– О господи!

– Мне ещё повезло. Среди фрицев есть хорошие хирурги. Ну, попадаются иногда.

– Ты был в плену?

Пол кивнул.

– А почему не писал?

– Я писал. В лице Красного Креста.

Гарри стоял в дверном проёме, чувствуя всем телом холодный бриз. Забыв о своём нелепом облике и дурно пахнущей одежде, он смотрел, как Пол отправляет письмо, покупает то и это. Совершая эти такие простые, такие привычные действия, он казался Гарри выходцем с того света. А когда он повернулся и пробормотал: отвезти тебя домой? – Гарри ответил как можно сдержаннее, потому что прямо за ними стояла женщина с ребёнком:

– Да, если нетрудно.

Знакомая повозка стояла возле магазина. Повозка Пола с ярко-красной полосой, какую нарисовала Петра, когда чинила скамейку. Лошадь была новой, но всё равно Гарри не мог поверить, что прошёл мимо этой повозки и не заметил. Сложив туда покупки, Пол ловко забрался на сиденье, опираясь на здоровую ногу.

– Ты как бродяжка с этой бородой, – жизнерадостно сказал он Гарри. – Люди скажут – наконец-то английский джентльмен стал похож на человека!

Теперь можно было говорить о чём угодно, но оба – каждый по своим причинам – избегали слов. Молча выехали из города, молча покатили по знакомой дороге к домам. Весенние листья и пышная трава обрели для них новую яркость. Гнедая шкура и подпрыгивающая белая грива новой лошади Пола сияли, словно старательный конюх только что привёл их в безупречный вид. Внезапно Пол остановился, спрыгнул, оставив трость в повозке, и нарвал целую охапку «черноглазой Сюзанны» [37] Цветок, который также называют тунбергия или рудбекия, но в западных странах он известен под этим изящным названием. , первой, что увидел Гарри в этом году. Вновь забравшись в повозку, вручил букет Гарри, и тот вспомнил, что эти яркие жёлтые цветы особенно любила Петра.

Сначала Пол подъехал к дому Гарри. Некоторое время, не в силах подняться, Гарри сидел в повозке и просто смотрел. Все ставни были заколочены. Китти и Мэй щипали траву на маленьком пастбище за стойлом, куры бродили по участку, а поля были если не засеяны, то, по крайней мере, вспаханы.

– Не понимаю, – удивился Гарри. – Меня не было десять месяцев.

– Значит, я опоздал всего на неделю, – тихо сказал Пол. – Трава на могиле была ещё свежей.

Гарри выбрался из повозки, сжимая в руке цветы, и вновь окинул взглядом свой дом.

– Умерла только корова, – Пол вздохнул, – не знаю, от горя или от старости.

Спускаясь, он чуть оступился, и Гарри помог ему выпрямиться, смутившись перед лицом этой непривычной особенности.

– Пойдём, – сказал он.

Пол смотрел, как Гарри опустился на колени, чтобы поставить цветы в банку из-под огурцов у гладкого, поросшего травой холмика.

– Я как раз собирался заказать надгробие, – сказал Пол, – чтобы, когда оно будет готово, земля была достаточно твёрдой. Но теперь ты вернулся, и…

– Мы можем выбрать его вместе, – договорил Гарри. Вновь поднявшись, чуть касаясь локтем Пола, стоявшего так близко, он смотрел на грубый деревянный крест, покосившийся за зиму под толщей снега, позеленевший, и чувствовал себя далеко-далеко от того, кто нацарапал на нём два имени, прежде чем, рыдая, вновь воткнуть его в грязь.

– Я был не в своём уме, – сказал он тихо. – Представляю, что ты почувствовал, вернувшись домой…

– Мой мозг отказался это воспринимать. На войне всё время видишь тела – голые, изувеченные, сгоревшие, разорванные на куски, – тела, почти ставшие мясом. И я скажу тебе честно… нет, смерть, конечно, без отдыха делает своё дело, даже у тебя на глазах. Но это… Мне кажется, если бы я увидел их тела, я поверил бы, потому что мне просто пришлось бы поверить. Гарри… ты выдержишь, ты расскажешь мне?

– Конечно, я расскажу. Это мой долг.

– Только об этом. Просто чтобы я знал.

– Петра заразилась инфлюэнцей от Грейс. – Гарри неосознанно побрёл назад к повозке, словно чувствуя, что не стоит говорить об этом у могилы. – Утром попыталась встать, и у неё подкосились ноги. Я заботился о ней, в точности как она заботилась о Грейс, – обтирал холодной водой, которую менял каждые двадцать минут, заставлял пить воду, подставлял таз, когда она вырывалась из горла обратно. Она была очень сильной, но…

Слова оборвались. Пол стоял, прислонившись к повозке, но, когда Гарри умолк, забрался внутрь, сел на скамейку рядом. Чуть коснулся коленом ноги Гарри.

– Продолжай, – сказал он, – я прошу тебя.

Вашей речи не хватает воздуха, – услышал он голос Браунинга, – она как птица в клетке. Дышите! Гарри вдохнул воздух, сглотнул, вдохнул снова.

– Она умирала два дня, – сказал он. – Она так мужественно боролась с лихорадкой. Грейс потеряла сознание за считаные часы до того, как перестала дышать. Петра оставалась в сознании до последнего и так страшно кашляла. Она всегда была такой смелой, Пол… но она просто выла от боли. Когда её сердце перестало биться, я… – он вновь осёкся.

– Говори, – попросил Пол. – Я должен это знать.

– Я не знаю, почему она умерла – захлебнулась кровью или её мозг не выдержал жара лихорадки. В тазу вода была ярко-красной. На кровати как будто убили кого-то.