Патрик Гейл - Место, названное зимой

– Спасибо, вы очень добры. Я постираю её и пришлю обратно.

– Право, не стоит. Денег, я понимаю, у тебя при себе нет?

– Совсем.

Гидеон протянул ему конверт.

– Этого хватит на билет до дома и питание в пути. Прощай, Гарри. Удачи.

Оба поднялись, и Гидеон пожал Гарри руку. Гарри повернулся, чтобы уйти, и внезапно ощутил прилив негодования.

– Думаю, вы должны разрешить Урсуле поехать со мной в Винтер. Она сможет помочь мне вести хозяйство, и всё это останется в тайне. Я обеспечу её безопасность. Ферма находится в уединённом месте, и никто не…

Гидеон поднял бледную руку, делая Гарри знак замолчать.

– Это глупая, нездоровая фантазия. Я был наивен, полагая, что мои утопические эксперименты помогут что-то доказать или опровергнуть. Никаких больше индейских пациентов; что касается Сэмюеля, то он – должен признать, неохотно – согласился с сегодняшнего дня завтракать, обедать и ужинать в кухне.

Он проводил Гарри очень грубо – просто вышел из комнаты и оставил дверь открытой.

Гарри поздно позавтракал в одиночестве. Пока он ел, все собрались на террасе проводить Гидеона и Урсулу. Гарри подошёл к окну, выглянул из-за твидового плеча Бруно и увидел, что Урсула страшно изменилась, перевоплотившись не в красавца Медвежонка в куртке с кисточками, а в угрюмого обитателя Эссондейла. На нём был невзрачный тёмно-синий костюм, рубашка без воротника и чёрные парусиновые туфли без шнурков, не подходившие по размеру. Кто-то с неоправданной жестокостью остриг ему волосы до шеи, так что теперь они не падали на спину чёрным каскадом, а торчали в разные стороны, отчего он казался настоящим сумасшедшим.

Гарри поднял было руку, желая помахать на прощание, но худенький мальчик в костюме даже не поднял глаза. Когда Гидеон, натянув вожжи, поехал по дороге, Мейбл закричала: «Прощай, милая Урсула!», и это прозвучало как насмешка.

Винтер

Генри приехал из Англии в Мус-Джо, где работал на ферме. Осенью 1908 года он обзавёлся своим хозяйством… Работал секретарём при школе, сменив в этой должности Джона Паркера, впоследствии стал председателем местного общества земледельцев… Оставался им до конца своих дней.

«Холостяк – термин, применяемый в отношении мужчины, живущего в одиночестве или с другими мужчинами, но без женщин. Вдовец, соломенный вдовец, неженатый мужчина, которому помогает вести хозяйство сестра или экономка, к таким не относятся».

Снова и снова поезд проезжал мимо ферм, пребывавших в явном запустении – потому ли, что хозяин оставил попытки влачить существование в прериях, или потому, что работу на них оборвала война. Несколько часов поездки Гарри помог скрасить демагог, в котором угадывался будущий политик, полный разнонаправленного гнева и оперировавший приводящими в недоумение фактами и цифрами. После таких потерь в численности населения, говорил он, экономика Канады потерпит крах, если только не ожидается новая волна иммигрантов. Весь грандиозный эксперимент провалится, и прерии отойдут обратно к индейцам. Он сказал это так, словно для прерий такая перспектива станет самой худшей.

Гарри молча раздумывал, что ему теперь делать. За десять месяцев его отсутствия его земля и земля Слэймейкеров, конечно, пришли в запустение. По счастью, он успел убрать урожай, но непаханые поля заросли сорняками.

Больше всего он сокрушался о животных и проклинал успокоительные, так ослабившие его память. Оставил ли он лошадей в конюшне? Если да, их могли украсть и продать. Куры, свинья и корова не пережили зиму, и он знал, что ему предстоит неприятная обязанность убирать их останки. Но, может быть, когда прошла самая страшная вспышка эпидемии, их забрала какая-нибудь хлопотунья из церковного прихода, может быть, даже родители кого-то из друзей Грейс.

В одном из особенно душевных разговоров за обедом Бруно рассказала ему всё, что ей было известно о последствиях инфлюэнцы, опустошившей те фермы, каким удалось уйти от войны. Хуже всего было то, что эпидемия забрала не стариков, как обычно (за что миссис Уэллс называла её могильщиком на службе у весны), а самый цвет юности, тех, перед кем стояла задача возродить население.

Прибыв наконец на станцию Винтера, Гарри готов был вот-вот упасть в голодный обморок, потому что денег, оставленных Гидеоном, с трудом хватило на билет и чашку чая. Он подумал, что нужно решать проблемы по мере поступления: сейчас ему необходимы деньги, провизия и лошадь. Он приедет на ферму, оценит урон и только тогда начнёт строить планы. Во всяком случае, его деньги в банке лежат нетронутыми, сумма, пожалуй, даже немного подросла. Гарри с ужасом ждал необходимости иметь с ней дело. Деньги так ко всему равнодушны. Война и эпидемия стали причинами многочисленных завещаний, сухих благословений обезумевшим и оцепеневшим от горя, жестоких, как любовные письма, дошедшие позже похоронок.

Винтер был не таким уж населённым пунктом, чтобы можно было назвать его оживлённым, но всё равно в это весеннее утро было так страшно выйти из вагона и увидеть мужчин и женщин, идущих по главной улице. Он боялся наткнуться на кого-нибудь знакомого, боялся неизбежного удивления и благонамеренного любопытства, боялся расспросов. «Я болел». Он прокручивал в голове всевозможные варианты ответа, но в конце концов решил, что этот – самый лучший, потому что ближе всего к правде.

Собравшись с духом, он пошёл получать свой первый за все эти месяцы заработок. Бухгалтер был известен своей разговорчивостью, но теперь на его месте сидел другой, намного моложе. Он поприветствовал Гарри по имени, хотя Гарри совсем его не помнил, и свёл экзекуцию к простому вопросу, как дела, на что Гарри довольно напряжённо ответил:

– Я долго болел, но сейчас мне уже лучше. А ваши?

Инфлюэнца поделила население города на две части, вычеркнув поколение двадцати– и тридцатилетних. Магазин лишился ещё довольно молодого хозяина и его всегда воинственно настроенной жены. Теперь их сын и дочь, едва окончившие школу, с серьёзным видом суетились вокруг посетителей под присмотром бабушки и дедушки, приехавшими с востока, чтобы надзирать за молодёжью.

Что совсем не изменилось, так это болтовня небольшой кучки людей, толпившихся у прилавка на почте в ожидании новостей. Здесь царило необычайное оживление. Большинство предпочитало закупать провизию по утрам, поэтому Гарри, всегда смущаясь, отправлялся за ней в середине дня. Пока он складывал свои незначительные покупки с краю прилавка, поминутно прося бабушку подать ему с полки хлеб, сыр, яйца, банки со свиными консервами, чаем и кофе, внизу поднялось необычайное волнение. Кто-то остановил под окном легковой автомобиль. Все метнулись посмотреть, что происходит, кроме бабушки и Гарри.