Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

Студент-певец надрывал глотку:

— Как относятся к Сеабре в его городе?

При столь неожиданном вопросе Абилио вспыхнул до корней волос.

— Мы с ним просто вместе учились в лицее. Там его немного побаивались. Считали опасным человеком.

— Это Сеабра-то опасный? А ты сам что о нем думаешь? — спросил Жулио почти с неприязнью.

Абилио не ответил, он не знал, что сказать, и только пожал плечами. Ему казалось, что Сеабра с угрожающим видом стоит перед ним. Жулио больше не возвращался к этому разговору; закрыв глаза, он откинулся на спинку стула. Воздух был теплый, в ноздри ударял густой, будоражащий запах сигарет и кофе. Обстановка была такой необычной для Абилио, что ему чудилось в ней нечто нереальное.

— Тебе не приходило в голову, что не стоит растрачивать нашу юность на… все это?

Еще одна фраза, рассчитанная на эффект. Жулио сжал пальцы в кулак, ему захотелось отделаться от первокурсника. Но Абилио ухватился за его слова. Впервые Жулио видел, как он спорит, охваченный страстным волнением:

— Для меня стоит! Я приехал сюда, чтобы завоевать право на жизнь, достойную человека. Я сирота, Сеабра, наверное, вам обо мне рассказывал? У меня было детство, не оставляющее приятных воспоминаний. И приехал я сюда из милости, оказанной мне теткой.

Жулио растерялся от неожиданности и, смутившись, поспешил исправить положение:

— Я не совсем это имел в виду. Но я понимаю тебя… — Он откашлялся, но в горле продолжало першить. Голос его звучал хрипло, слова доносились будто издалека. — Знаешь, беда в том, что в университете мы приучаемся смотреть в будущее с чрезмерной уверенностью. Так, словно за него не надо бороться. Ты меня понимаешь? Я неясно излагаю свою мысль. Ложная уверенность — это награда за нашу покорность интересам меньшинства, которому только и нужно, чтобы мы увековечивали его привилегии. Нам не оставляют никакой возможности проявить инициативу, если мы вдруг вздумаем идти своим путем или в непредвиденных обстоятельствах. Ведь в жизни случаются неожиданности.

— А так ли уж необходимы неожиданности?

Жулио удивленно взглянул на него. Вопрос этого зеленого юнца ущемил его самолюбие и еще сильней дал почувствовать, насколько ему стало невыносимо собственное красноречие.

— Пошли?

Они встали. Сынишка владельца бара въехал в зал на трехколесном велосипеде, он прокатился между столиками, какой-то студент потрепал его светлые волосы. Мать бросилась вслед за ним, но тут же застеснялась, почувствовав себя лишней в зале. Карапуз воспользовался ее замешательством, чтобы избежать трепки.

Когда Абилио подошел к выходу, его восторженное настроение уже рассеялось.

Дом был построен углом, и каждый его фасад выходил своими окошками с полусгнившими рамами на улицу. Много бурь пронеслось над ним, но он все еще стойко сопротивлялся. Почти сливающаяся с пятнами сырости на стене табличка указывала, что здесь живет ДОКТОР МАНУЭЛ ПАДУА, АДВОКАТ. Жулио постучал в дверь, от удара кулака она сама отворилась, открыв ему доступ в коридор. Из кухни доносилось громыхание посуды и запах еды. Он снова постучал, но никто, казалось, и не заметил прихода постороннего. Заинтригованный, Жулио заглянул в соседнюю комнату, где была натянута проволока, на которой висело мокрое белье. В воздухе чувствовался запах плесени. Недолго думая, Жулио достал из кармана губную гармонику и попытался воспроизвести мелодию, что играл утром на пианино. Из столовой вышел худощавый юноша в пальто. Выражение лица у него было болезненное. Держась руками за грудь, он прошел мимо Жулио и поднялся по лестнице на второй этаж. Присутствие незнакомца, очевидно, его не интересовало. Наконец появилась Мариана, а вслед за ней — женщина в очках, коренастая, с кислой миной.

— А, это ты! Проходи, садись! — воскликнула Мариана и взглянула на мать, словно прося у нее поддержки. Жулио едва не задел женщину, протискиваясь в столовую. Мариана беспомощно огляделась по сторонам и, чтобы преодолеть смущение, спросила: — Хочешь дыни?

Тут Жулио заметил сидящего за столом человека; за воротник у него была заправлена салфетка, и он блаженно улыбался.

— Это мой отец.

Так, значит, вот он какой, этот доктор Мануэл Падуа с таблички на двери! «Мой отец окончил юридический факультет, но так и не смог подняться выше мелкого служащего в отделе». Хозяин отрезал кусок ды ни и с видом заговорщика посмотрел на приятеля дочери, словно их обоих сближало участие в каком-то увлекательном и запретном деле.

Женщина в очках упорно продолжала стоять в дверях.

— Моя мать… Это моя мать, Жулио. А это, папа, мой коллега, о котором я уже вам рассказывала.

Доктор Падуа энергично тряхнул головой. Скулы у него были лиловатого оттенка, нос толстый, изрытый оспой. Он настойчиво угощал гостя дыней, придвигая к нему блюдо. Жулио разглядывал его бесцветные глаза и карикатурный пиджак, застегнутый на все пуговицы до самого подбородка, чтобы не было заметно отсутствия рубашки. Плотные занавеси почти не пропускали дневного света, и в комнате царил полумрак. На этом фоне Мариана показалась ему еще некрасивей, чем обычно. Жулио чувствовал себя здесь лишним. Он уже раскаивался, что пришел.

— Мама, если вы позволите, я пойду с коллегой на лекцию.

Она ожидала ответа с таким мучительным нетерпением, что Жулио тут же проникся к ней сочувствием. Покорные глаза старика тоже, казалось, умоляли. Женщина что-то проворчала себе под нос и скрылась в кухне. Пытаясь рассеять неприятное впечатление, доктор Падуа жалко улыбнулся и сказал:

— Съешьте еще кусочек. Она вкусная. — И повернулся к дочери: — Так ты уходишь?

Мариана с полными слез глазами надевала жакет.

— Всего хорошего.

Жулио пожал руку доктору Падуа, неизменная и нелепая улыбка которого его раздражала. Он еще успел заметить, как тот положил ногу на ногу, помогая себе обеими руками. Дверь кухни неожиданно отворилась, и старик, поспешно схватив газету, спрятался за нее.

Очутившись на улице, Жулио быстро пошел широким шагом, не оглядываясь на Мариану, словно ее общество все еще напоминало о тягостных моментах этого визита.

— Жулио… — проговорила девушка, беря его под руку. И он увидел в ее влажных глазах такое же умоляющее выражение, как у доктора Падуа.

— Что?

— Не молчи, скажи что-нибудь, пожалуйста! Тебя у нас кто-то обидел?

— С чего ты взяла?

— Извини за то, что произошло. — И Мариана отвернулась. Жулио продолжал молчать, и тогда она повторила: — Скажи что-нибудь. Или, если хочешь, я уйду.

Она плакала беззвучно, ловя губами падающие слезы. Жулио с силой стиснул ее руку; в это мгновение ему хотелось выразить ей все свое сочувствие. Мариана поняла, что с ним творится, и улыбнулась, сморщив блестящий носик.