Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

Ропот прокатился среди собравшихся, и потому судья с удвоенной горячностью продолжал:

— Приговор не подлежит ни обжалованию, ни обсуждению, ведь мы живем в демократической стране.

Обвиняемый, разденьтесь! Мы немедленно продемонстрируем теорему Архимеда.

Едва какой-то студент потянул Абилио за брюки, как тот в бешенстве оттолкнул его и, вырвавшись из рук преследователей, стоящих на пути, со всего маха ударился о дверь. Шум прокатился по всему дому, послышались чьи-то шаги, и, когда Людоед выглянул в коридор, навстречу ему вышел Жулио и предостерегающим тоном заявил:

— Первокурсник — мой подопечный. По-моему, довольно паясничать. Я не терплю, когда оскорбляют моих друзей.

— Друзей? Вы называете другом желторотого?!

— Я выбираю друзей по своему разумению. И у меня нет привычки, принимая кого бы то ни было в свою компанию, делать из него шута горохового.

— Это провокация?

Жулио снисходительно улыбнулся и, спокойно взяв Абилио за руку, увлек его за собой. Он вызывающе хлопнул дверью, а Людоед, срывая ватную бороду, разразился руганью:

— За такое поведение надо морду набить!

— У этих субъектов мания, что они выше всех нас, — поддержал его один из «судей». — Мне сдается, что невредно было бы намять бока этому ослу.

— Предоставь это мне. Я хочу подкараулить его один, чтобы вы не тащились за мной по пятам. А не то этот тип решит, что в одиночку мне с ним не справиться.

Когда они очутились в коридоре, Жулио положил Абилио руку на плечо.

— Не сердись на них. Дня через два они будут твоими лучшими друзьями, и в конце концов ты станешь проделывать то же самое с теми, кто придет в университет после тебя. Я ввязался в это потому, что не могу оставаться равнодушным, когда кого-нибудь выставляют на посмешище. Времена теперь другие. Эти шутки, даже если они проходят без последствий, пагубно отражаются на образе мыслей. И потому всякий раз, как предоставляется возможность, я стараюсь вмешиваться. Понимаешь?

Но Абилио не слышал и не понимал этих слов. Единственной конкретной реальностью была для него рука Жулио, которую тот положил на его плечо.

Жулио постоял у одной из дверей коридора, тщетно ожидая, пока ему ответят на стук, и наконец вошел в комнату. Там никого не было. Он досадливо нахмурил высокий лоб, взгляд его стал жестким и упрямым. Несколько мгновений он раздумывал, потом сказал Абилио:

— Пойдем выпьем кофе в Студенческой ассоциации.

В Ассоциации, как всегда, царила суматоха. В этот час студенты собирались группами в клубе, в университетском кафе или у дверей факультетов, ожидая появления девушек. Они шумно обсуждали новости футбольного сезона, козни преподавателей, любовные истории. Безудержное веселье выплескивалось за стены университета. Абилио все еще был ошеломлен окружающей его суетой. Привлеченный гвалтом на улице, он выглянул в окно и увидел, что первокурсник тащит тележку с мусором, а компания студентов подгоняет его, точно осла. Но Абилио не заметил у него на лице ни стыда, ни обиды, первокурсник был счастлив, как мальчишка, которому наконец разрешили принять участие в развлечении взрослых.

Жулио усадил его на диван, а сам стал оглядываться по сторонам, словно искал кого-то. Два студента играли в бильярд, окруженные зрителями, с увлечением следившими за состязанием. Тот, кто сумеет сразу, одним ударом загнать в лузу пять шаров, получает рюмку портвейна. Игрок помоложе, с черными как смоль волосами и будто вырезанной стамеской физиономией, уже не мог твердо держать в руках кий. Его соперник, юрист, десять лет проходивший курс наук, подбадривал черноволосого, стуча кулаком по бильярду:

— Трасмонтанец [11] Трасмонтанец — житель провинции Трас-ос-Монтес. никогда не ударит в грязь лицом! Ты сделал шесть карамболей. Пей!

— Не шесть, а всего два.

— Не лги, молокосос! Признайся лучше, что душа у тебя не принимает вина. Ну-ка посмотрим, в самом ли деле ты трасмонтанец?!

Игрок утвердительно кивнул головой, с трудом поднимая брови, чтобы глаза не закрылись сами собой.

Жулио покусывал трубку, наслаждаясь сценой. Он взглянул на Абилио, как бы приглашая его тоже повеселиться.

— Хочешь что-нибудь заказать к кофе? — спросил он.

Абилио отказался. Глаза Жулио, устремленные на первокурсника, были грустными.

— Иногда ты напоминаешь мне одного человека. Я познакомился с ним на корабле. Он был совсем юным и хотел изучать жизнь, оставаясь в сторонке, точно улитка, которая лишь наполовину высовывается из раковины, чтобы при первом же сигнале тревоги снова спрятаться. Ну, закажи коньяку. Если ты покажешь пример, я, наверное, тоже соблазнюсь.

Абилио все еще думал о словах Жулио и поэтому, недовольный, что тот отвлекся, поспешно согласился:

— Раз вы настаиваете, я согласен. Только вообще-то я не пью.

— И я тоже. Когда я попал сюда, у меня появилось отвращение ко всем крепким напиткам, я же видел, как наши товарищи напиваются до бесчувствия лишь затем, чтобы поддержать традицию. Стоит приехать в любое захолустье и сказать, что ты студент из Коимбры, как тебя тотчас с головой окунут в кувшин с вином. Вся страна бредит этим стереотипным образом парня с бутылкой вина и гитарой под мышкой на фоне черных тополей и толпы крестьянок в национальной одежде. И Коимбра из кожи вон лезет, стараясь упрочить эту легенду, да еще видит в этом свой долг. Не правда ли, трогательно, что все проблемы университетской молодежи сводятся к выпивке? Разумеется, со всеми ее производными — грубостью и безответственностью!

Абилио предпочитал, чтобы Жулио снова заговорил о своем приятеле с корабля, ведь он достаточно ясно дал понять, что считает поведение первокурсника смешным. Поэтому Абилио вернулся к прежней теме:

— А что же ваш знакомый? Я и не знал, что вы путешествовали…

Жулио картинным жестом вытряхнул пепел из трубки прямо на мраморный столик. И, улыбнувшись Абилио, тихим голосом с налетом театральности небрежно произнес:

— Я был моряком.

В этот момент внимание его вдруг привлек тот, кого он искал. За стойкой бара сидел Зе Мария. Жулио вскочил, словно не замечая уже присутствия Абилио.

— Привет, Зе Мария!

Зе Мария чуть приподнял голову, лежащую на локте. И лениво, ироническим тоном ответил:

— Привет, Ланселот! Как там поживает твой Грааль?

— Тебя не было за обедом…

— Я на диете, разве не видишь? — И он залпом допил стакан молока, с шумом втянув последние капли. — Но это только чтобы унять жар моего деликатнейшего желудка. Да будет тебе известно, что теперь я обедаю в фешенебельных ресторанах, в обществе художников…

— Отбрось дешевый цинизм, Зе Мария. Почему ты не приходишь обедать?