Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки

— Что ты имеешь в виду?

— Кое-что задаром. Богатство без усилий.

— Можно и мне такой журнал?

— Я думал, после скандала со взятками на радиостанциях такие штуки не в чести.

— Черта с два! То есть нет, сэр. Они кое-что поменяли. Я просто хочу быть в курсе, как можно разжиться бабками.

— Значит, бабками?

— Ну, или баблом — какая разница, откуда у тебя деньги?

— Не верю, сынок. Деньгам-то ничего не сделается, а вот что будет с тем, кто получит их таким путем?

— Ничего с ним не будет. Закон-то не нарушается. В нашей стране многие известнейшие люди…

— Чарльз, сын мой, сын мой!

— При чем тут Чарльз?

— Неужели тебе так хочется разбогатеть, Аллен?

— Думаешь, легко мне живется без мопеда? Да у нас парней двадцать на них разъезжают! А каково жить в семье, где нет даже машины, не говоря уже о телевизоре?

— Я потрясен до глубины души.

— Ты не знаешь, каково мне, пап! Однажды в классе я сделал доклад про своего прапрадеда, который был капитаном китобойного судна.

— Было дело.

— Надо мною смеялся весь класс. Знаешь, как меня прозвали? Китенком. Как тебе?

— Погано.

— Все было бы не так погано, будь ты адвокатом, или банкиром, или еще кем. Знаешь, что я куплю, как только разживусь бабками?

— Нет, и что же?

— Я куплю тебе автомобиль, чтобы ты не чувствовал себя паршивее всех.

— Спасибо, Аллен, — ответил я. В горле пересохло.

— Не за что. Мне-то все равно права получать рано.

— Речи великих отцов-основателей нашей нации в том шкафу, Аллен. Надеюсь, ты прочтешь хотя бы несколько.

— Прочту. Они мне понадобятся.

— Это точно. Удачной охоты. — Я тихо спустился по лестнице, на ходу облизывая губы. И Аллен был прав. Я чувствовал себя паршиво.

Я сел в большее кресло под торшером, Мэри подала мне газету.

— До чего же ты заботливая, моя затейница!

— Костюм смотрится неплохо.

— Умеешь ты проигрывать, и готовишь прекрасно.

— Галстук идет к твоему цвету глаз.

— Ты что-то задумала. Я вижу. Предлагаю секрет за секрет.

— Нет у меня секрета, — ответила она.

— Тогда придумай!

— Не могу. Давай же, Итан, рассказывай!

— Дети уши не греют поблизости?

— Нет.

— Сегодня ко мне заходила Марджи Янг-Хант. Сказала, что у нее кончился кофе. Думаю, она по мне сохнет.

— Ну же, рассказывай!

— Мы поболтали про предсказание, и я подумал, что любопытно было бы снова сделать расклад и посмотреть, совпадет ли.

— Шутишь!

— Не шучу. Она согласилась, что это любопытно.

— Ты же не любишь такие штуки.

— Люблю, если предсказание хорошее.

— Думаешь, она погадает тебе сегодня?

— Готов поспорить, что ради этого она и придет.

— Нет, что ты! Я сама ее пригласила.

— Но сперва она тебя к этому подвела.

— Ты ее недолюбливаешь.

— Напротив — я начинаю ее очень любить и даже уважать.

— Хотела бы я знать, когда ты говоришь всерьез, а когда шутишь.

Эллен вошла так тихо, что было непонятно, подслушивала она или нет. Хотя я был уверен, что подслушивала. Эллен — типичная девочка, вдобавок ей тринадцать: милая и грустная, веселая и чувствительная, болезненно-слабая в нужный ей момент. Она подобна тесту, которое начало подходить. Может стать красавицей… Эллен любит на кого-нибудь опираться, особенно на меня: обопрется, дышит в ухо, дыхание сладкое, как у молодой телочки. И еще она любит все трогать.

Эллен оперлась на подлокотник кресла, коснулась меня узким плечиком. Она провела розовым пальчиком по рукаву пиджака до волос на запястье, и мне стало щекотно. Светлые волоски на ее руке при свете лампы казались золотыми. В ней полно притворства, но разве не таковы все девочки?

— Красишь ногти? — заметил я.

— Мама разрешила брать розовый лак. А у тебя ногти неухоженные.

— Да ты что?

— Зато чистые.

— Я помыл их щеткой.

— Ненавижу грязные ногти, как у Аллена.

— Может, ты ненавидишь в нем все без исключения — оптом, так сказать?

— Да.

— Молодец. Почему бы тебе его не убить?

— Выдумаешь же! — Она провела пальцами у меня за ухом. Вероятно, Эллен уже приводит своих ровесников-мальчишек в полное смятение.

— Слышал, ты занялась эссе.

— Тебе сказал этот гаденыш!

— Получается?

— Конечно! Еще как получается. Когда закончу, дам тебе почитать.

— Я польщен. Вижу, ты приоделась.

— Ты про это старье?! Нет, нарядное платье я берегу на завтра.

— Хорошая идея. Там будут мальчики.

— Ненавижу мальчиков! Терпеть их не могу!

— Знаю. Твой девиз — неприязнь. Я и сам их недолюбливаю. Пусти-ка на минутку. Хочу почитать газету.

Она вспорхнула с подлокотника, словно кинозвезда двадцатых годов, и мигом отомстила:

— Когда разбогатеешь?

Да уж, нелегко придется ее мужчине. Мне захотелось сгрести дочь в охапку и отшлепать, но именно этого она и добивалась. Кажется, Эллен накрасила глаза. Жалости в них было не больше, чем в глазах пантеры перед прыжком.

— В следующую пятницу, — небрежно ответил я.

— Лучше поторопись! Мне надоело быть бедной.

И она поспешно выскользнула вон. Хотя Эллен воплощает все, чего я терпеть не могу в остальных, я люблю ее — да что там, я ее просто обожаю.

Газету почитать не удалось. Не успел я ее развернуть, как прибыла Марджи Янг-Хант. Явилась при полном параде, даже парикмахерскую посетила. Пожалуй, описать прическу точнее смогла бы Мэри, но не я.

Утренняя Марджи, у которой закончился кофе, нацелилась на меня, как медвежий капкан. Вечерняя Марджи сделала ставку на Мэри. Если ее пятая точка и пружинила, мне этого было не видать. Если под ее аккуратным костюмчиком и было на что посмотреть, то оно надежно пряталось под одеждой. Идеальная гостья (для другой женщины) — услужливая, обаятельная, льстивая, чуткая, скромная. Со мной обращалась так, будто с утра я постарел лет на сорок. Женщины — удивительные создания. Я ими восхищаюсь, хотя и не понимаю, зачем они так перевоплощаются.

Пока Марджи и Мэри предавались приятному ритуалу: «Что ты сделала с волосами?», «Мне нравится», «Это твой цвет! Всегда его носи» — безобидные позывные сигналы, типичные для женщин, — я вспомнил самый женский анекдот из всех, что знаю. Встречаются две женщины. Одна восклицает: «Что ты сделала с волосами? Они стали похожи на парик». — «Это и есть парик». — «Ни за что бы ни подумала!»

Вероятно, женщины посылают друг другу куда более сложные сигналы, чем мы можем или имеем право представить.

Ужин превратился в череду похвал жареному цыпленку и отрицаний его съедобности как таковой. Эллен изучала нашу гостью немигающим взглядом, запоминая каждую деталь ее прически и макияжа. И я понял, что тщательный осмотр, на котором базируется так называемая женская интуиция, начинается совсем в юном возрасте. Моего взгляда Эллен избегала. Она прекрасно осознавала, что открыла огонь на поражение, и теперь ждала моей мести. Ну хорошо, моя хулиганистая дочь. Отомщу тебе самым жестоким способом: забуду о твоей выходке.