Марина Кудимова - Бустрофедон

— Непонятно, потому что вы дупла, — сказал Сильвер ей вслед. — Неучи пролетарские! Никакой в вас благодарности.

Краем глаза Геля покосилась на крыльцо, проверяя наличие курсанта. Крыльцо опустело. Сильвер догнал ее уже на Карлушке.

— Я машину оставил за углом, — сказал он со значением. — Проедемся? Ветерка захотелось перед сном глотнуть.

На негнущейся ноге он двигался резво и по-своему грациозно. Последним автомобилем, которым Геля пользовалась, был ГАЗ-51, увозивший ее из рая. В ад можно было проехаться и на «москвиче». Дошли до оговоренного «за углом», и Геля уселась на переднее сиденье. Тронулись. Сильвер начал с ошибки, которая объяснялась общей неловкостью.

— Из Москвы сам его пригнал. Прямо с завода. Хотел четыреста третий брать, а тут этот. Пришлось, конечно, добавить. Зато колесная база длиннее. Правда, первая скорость как была несинхронизированная, так и осталась. Но заграница покупает. Они что попало не купят, да ведь?

Геля ровно ничего не смыслила в колесной базе и в ответ поленилась хотя бы кивнуть. Остановились на светофоре. Сильвер, ошеломленный собственной дерзновенностью, попытался развлечь ее информацией иного рода.

— А знаешь, светофоры сначала изобрели пятиглазые: по бокам два желтых, сверху зеленый, снизу красный. До конца тридцатых висели в перевернутом состоянии. Я маленький был, помню.

— Сколько же ему лет? — принялась мучительно подсчитывать Геля.

Они вырвались из города на шоссе, по которому, со слов Бабуль, красные драпали от казаков.

— Я тебе сейчас свое любимое место покажу, — суетился Сильвер. — Тут недалеко. Не боишься?

— Чего? — спросила Геля самоуверенно.

— Ну, как чего? — удивился Сильвер. — Вечером, со взрослым мужиком…

— А вы не боитесь? — Геле становилось все смешнее.

— Да я же ничего плохого не думаю, — слишком поспешно вывернулся Сильвер.

— Ну и я не думаю, — сказала Геля. — Зачем тогда спрашиваете?

Проглотил. Скорость была приличная, и Геля открыла окно, повертев ручку. Откуда-то она про нее знала — наверное, из кино. Холодный воздух загулял по салону.

— Закрой, — сказал Сильвер. — Простынешь.

Геля не подчинилась. В ней говорили стихи из хрестоматии, которые сейчас раскрылись, как неяркий цветок, и расшифровали ее состояние, так что добавить было нечего:

Сильвер съехал на обочину, в лесную кромешность. Схватил Гелю за руку и приложил под полу куртки. Там набух и двигался невидимый поршень.

«Вот что значит „из-под полы“», — подумала Геля.

— Ты понимаешь? — спросил Сильвер осипло.

Геля вышла из машины, хлопнув дверцей громче, чем нужно. Он тоже вылез и пошел за ней, но скоро вернулся, видимо, боясь оставить колесную базу без присмотра. На шоссе неподалеку было тихо, но светло. Геля шла неспешно и почти бесстрашно. За спиной взревел четыреста восьмой мотор. Сильвер догнал ее и остановился.

— Садись, — сказал он. — Не дури. Я за тебя отвечаю.

Геля села, и они поехали обратно, некоторое время по-прежнему «в кому-то снившемся пейзаже», потом через тот же светофор, мигавший теперь желтым куриным глазом. Остановились на том же углу. Сильвер снова взял ее руку, но робко и прижал к губам.

— Эх ты, малолетка! — сказал с горечью. — Иди вперед. Там небось охрана уже выставлена.

Мама ждала за дверью. Пощечины Геля не ощутила, но по замаху поняла, что в замысле была именно она.

— Я гуляла, — неизвестно зачем сказала Геля.

— Сволочь! — крикнула мама беззвучно. — Бабуль с давлением. Костя пошел тебя искать.

Геля выскочила задним ходом и успела припереть вторую дверь первой, уличной. Прием был отработан на Люле, когда от него надо было удрать за обрезками кожи к глухонемым. Первая дверь под углом клинила вторую, так что снять ловушку удавалось лишь снаружи. Мама рвалась и билась, но шуметь сверх меры опасалась.

Между крыльцом и Гуниными окнами стояли друг против друга Сильвер и Костя, и Геле бросилось в глаза, что горбун совсем ненамного ниже колченогого. Выкаченная грудь Кости упиралась в ребра Сильвера, а длинные руки обхватили его, будто бы в братском объятии.

— Ты козлина, — дрожащим тенором говорил Костя, понемногу стискивая объятия. — Я тебя убью, козлина! Ты знаешь, сколько ей лет?

Геля подбежала и принялась оттаскивать Костю, но он упирался в землю расставленными ногами.

— Он этого не сделал, — повторяла Геля. — Отпусти его.

— Уйди отсюда! — Костя на мгновение отвлекся от противника, и этого хватило Сильверу, чтобы пнуть его в пах подвижной ногой. Но на негнущейся Сильвер не удержался и повалился прямо в Гунино окно, пробив его головой. Гуня изнутри заорала не совсем благим матом:

— Ой! Ой! Караул! Тварьфашистгестаповец!!! — ей наконец подвернулся случай произнести фирменное проклятие полностью.

— Уйди отсюда! — твердил согнувшийся пополам Костя, от чего горб топырил рубаху парусом.

Оставалось несколько спасительных мигов, пока Гуне были видны только ноги, и то плохо. Геля изо всех сил потащила Костю к крыльцу, ухватив за ремень. Костя все не разгибался, и с точки зрения Гели было похоже, будто она волочит мешок картошки. Кое-как втянув аквариумиста на крыльцо, Геля отработанным движением расклинила двери. «На колидоре» они по инерции еще немного поборолись с участием мамы и благополучно втроем втиснулись в кухню. Там стояла Бабуль с пузырьком нашатыря.

— Спасибо, Костя. Идите спать, — спокойно напутствовала она защитника.

Мама мечтала, судя по многим признакам, продолжить воспитание, но Бабуль сказала непререкаемо командно:

— Хватит! — и обращаясь к Геле: — Кушать будешь?

Это детское «кушать» изумило Гелю до потери дара речи, и она мерно закивала, как котенок в ботинке — такую игрушку когда-то привез ей дед.

Бабуль кормила Гелю жареной картошкой, мама всхлипывала в другой комнате. Геля поковыряла еду и сказала:

— Ты говорила, у тебя крестик есть лишний.

— Есть. Не лишний, а твой крестильный.

— Дай. Я буду носить, — Геля услышала, как отяжелел ее голос.

Бабуль из заветной тумбочки, где помещалось все ее нехитрое богатство, включая складную лупу, достала маленький, не больше спичечного, коробок. И крестик в нем был крошечный, на белой тесемке.

— Надень сама, — попросила Геля.

Бабуль обвила тесемкой ее шею и перекрестила.

— У тебя неприятности будут, — сказала она.

— Пусть! — сказала Геля непримиримо к будущим неприятностям.

Она разделась и легла на тахту, как всегда, к стенке. Бабуль еще понюхала нашатыря, отдуваясь, и прилегла с краю.

— Пойдем завтра к Тусе музыку слушать, — сказала Геля просительно.