Марина Кудимова - Бустрофедон

В отношениях с ним Геля выбрала, как ей казалось, единственно верную дистанцию, с которой были очевидны его перемены в течение дня, а ему не докучало барахтаньем хоть одно тело. Сегмент, видимый с точки обзора, представлялся тоже достаточным. Воспринимать море в большем объеме казалось почти кощунством. Оно зависело от неба, но ведь и небо человеческий глаз видит лишь долями. Просинь и празелень, то переходящие друг в друга, то друг друга сменяющие, на закате подпаливались йодисто-красным, а на восходе отдавали бирюзой со спиртовыми сполохами. Но самим собой море было ночью, когда только слух и обоняние знали о его присутствии. И южная непроглядность, и ровные моторчики цикад, и взлеты ветра поверх изредка взблескивающих черной листвой кустарников — все работало на непостижимое предприятие моря. Геля засыпала, когда этот многопрофильный завод ненадолго смолкал.

Акоп совсем ей не досаждал, только его сын Саркисик, готовящийся к роли первоклассника и трепетно-романтически ждавший осени, иногда просовывал в дверь вороную голову и учтиво спрашивал:

— Покушать будешь?

Вечерами Геля нетерпеливо играла с ним в «дурака» и отводила глаза, когда Саркисик поджимал под себя ноги и из его трусиков вываливалась толстенькая сосиска с двумя сморщенными котлетками. Она ждала, когда останется с морем наедине. Появления квартиранта Сергея Геля не замечала до тех пор, пока он не спросил, где она питается, и не попросил занять ему очередь в столовой. Они цедили пюре кисельной консистенции и немного болтали. Сергей учился в московском вузе — кажется, техническом, потому что Гелю это совершенно не заинтересовало. Был серьезен и словно досуха выжат.

— Сессия приморила, — сказал он. — ТММ. Знаешь, как расшифровывается?

— Нет, — сказала Геля, вообще-то не любившая признаваться в незнании.

— Тут моя могила, — пояснил Сергей.

Зачем так мучительно изучать могильное дело, Геля не постигала. Чтобы превзойти эту науку, достаточно сдаться на удаление миндалин.

Разделавшись с развлечением Саркисика в один из наиболее стояче душных вечеров, Геля совсем уже расположилась для созерцания и дыхания, когда Сергей заглянул в ее комнатку.

— Слушай, — деловито сказал он. — Ты танцевать умеешь?

— Интуитивно, — отозвалась Геля не без остроумия.

— Это как? — не понял Сергей.

— Ну, то есть я знаю, как это делается, но пробовала только однажды, — пояснила Геля.

— А-а-а, — сказал Сергей. — Слушай… В общем, давай вместе учиться. Мне одну девчонку надо охмурить, а она танцевать любит.

— Музыки нет, — нашла Геля спасительный предлог. Она с неудовольствием уразумевала, что у нее собираются украсть ночное море.

— В санатории танцы, — осведомленно сказал Сергей.

— Нас туда не пустят, — успокаиваясь, привела Геля аргумент.

— Там местечко есть рядом. И фонарь. Я уже разведал. Пластинки у них из древнего мира, но для тренировки сойдет.

Возразить было нечего. Местечко оказалось небольшой площадкой, засыпанной щебенкой, — очевидно, под какой-нибудь киоск. Из санатория действительно раздавалась музыка — танго «Маленький цветок». Геля немедленно вспомнила несчастный опыт перегибания с Олегом и не удержала в себе смеха.

— Ты чего? — серьезно осведомился Сергей.

— Так, — сказала Геля.

Они встали в стандартную танцевальную позу. Ни о каком танго Сергей и не помышлял, а просто затоптался на месте, иногда подвигая Гелю назад, как мебель. Ей было неохота давать наставления и мечталось о комнате с «шубными» стенами.

— Нормально? — спросил Сергей.

— Тебе надо в кружок записаться, — сказала Геля.

— Нас в сентябре на картошку отправят, — разъяснил партнер. — Там в клубе танцы, и время есть на кадреж. Вернемся — запишусь.

Пластинка заиграла что-то незнакомое, инструментальное, щемящее. Сергей понемногу расковывался, двигался плавнее и не так нажимал Геле на плечо.

— Тебе сколько лет? — спросил он.

Геля сказала.

— Я думал, больше, — разочаровался Сергей. — Ты такая умная.

— Откуда ты знаешь? — спросила Геля, вместо того чтобы скромно отрицать заявленное.

— Лицо у тебя такое… — Сергей не стал вдаваться.

Музыка действовала постепенно, как вино, и они сближались, соприкасаясь щеками. Сергей сомкнул руки у Гели на спине и вел ее, не сбиваясь с такта. В какой-то момент соприкосновение стало чревато поцелуем, и они оба это поняли, но музыка оборвалась. Судя по всему, отдыхающим было пора на боковую.

— А пойдем купаться? — предложил Сергей, и Геля почувствовала, что танцкласс может иметь последствия.

— До пляжа неохота пилить, — сказала Геля нарочито грубо.

— На санаторный пойдем. Там дырка в ограде есть.

— Там сторож в будке есть, — уточнила Геля.

— Да он давно пьяный, — со знанием предмета сказал Сергей.

— Я без купальника, — с последним сомнением сказала Геля.

— Ну, так и я без плавок, — впервые засмеялся Сергей.

Они обошли фасад санатория и спустились по лестнице к пляжу. Дырку Сергей нашел оперативно. Песок под ногами ощутимо отдавал дневной жар.

— Штиль, — сказал Сергей.

Геля давно догадалась, что искать у моря следствия простых школьных причин — занятие напрасное. Оно вело себя так, как считало нужным, и все морские познания были чисто умозрительными. Волна вправду понизилась до ряби, напоминающей стиральную доску и лицо Феди Водищева, но, может, именно поэтому море издавало недовольное шипение, как будто на раскаленную сковородку упала капля масла. Геля плавала по среднерусским меркам неплохо, но здесь действовали совсем другие законы, о которых она имела самопроизвольное или — что опаснее — книжное представление. Дурной восторг, подкатывавший к груди, толкал на приключения. Она кинематографически, на ходу, сбросила сарафан и пошла в воду, краем глаза замечая, что Сергей медлит, но не потому, что трусит, а потому что без плавок.

— Погоди! — крикнул Сергей, сбрасывая штаны. — Я сейчас!

Геля полезла в воду, выставив руки. На зыби лежала преломляющаяся лунная полоса. Море дышало мерно. Неожиданно Гелю подхватила непреодолимая сила и потащила вперед. Она попыталась бороться, изумляясь этой тяге при таком слабом течении, повернула назад, но ее отбросило сразу на несколько метров, и она увидела на удаляющемся берегу нагого, мечущегося взад-вперед, как пецилия, Сергея. Геля начинала понимать, что борьба ее обречена, но снова и снова пыталась выгрести назад. Дыхание уже сильно сбилось, и в поджившем после операции горле возникла кровяная соленость.

— У крови с морем одинаковый вкус, — заметила Геля.

— Мертвая волна, — в зловещем шипении услышала она близкий голос, Сергею явно не принадлежащий.