Беким Гаче - Вы — партизаны

— А оружие откуда возьмем? — вернул темноволосого к действительности чей-то вопрос.

— Оружие? — медленно приходя в себя, переспросил он. — Об этом мы поговорим с Петритом или с его товарищами. Они обязательно дадут о себе знать. Так мне и велел сказать вам Петрит, когда уходил к партизанам.

Послышались грубые голоса: директор и надзиратели пришли в себя и сейчас пытались уложить воспитанников в постели. Но никто не уходил от окон, несмотря на крики директора, несмотря на угрозы надзирателей. Ребята стояли у окон и смотрели на море. Сейчас они чувствовали свою силу.

Первым сдался директор. Он погасил свет в коридоре и закрылся в своем кабинете. Один. Обессиленный и разбитый. Достав телефонную книжку, он набрал номер телефона капитана, но безрезультатно: на другом конце провода никто не брал трубку. Директор положил книжку на место, зажег сигарету и сел в свое любимое черное кресло. Но и в нем сейчас он чувствовал себя неуютно. Через минуту директор вскочил и потушил лампу, ведь в освещенные окна очень удобно стрелять. Затем попробовал дверь: кажется, закрыта хорошо. Он медленно вернулся к столу и опустился в кресло.

Одиночество терзало господина директора. Он решил было подняться и пойти к детям: может быть, удастся поговорить по душам? Но страх остановил его. С того самого момента, когда его воспитанники открыто продемонстрировали ненависть и презрение к нему и капитану карабинеров, он разуверился в своих педагогических способностях. «Что скажет начальство, когда узнает обо всем? — Этот вопрос не выходил у него из головы. — Наденут офицерскую форму и пошлют на фронт?»

Последнее особенно пугало господина директора. И Джовани исчез куда-то. Все вдвоем было бы легче. Вдвоем в лагере врагов…

…Город по-прежнему был освещен и по-праздничному взволнован.

Мать Агрона вместе с матерью Дриты смотрели на море.

— Выросли наши ребятки! — тихо сказала мать Агрона.

— Что ты! Они еще совсем дети! — возразила ей мать Дриты с некоторым беспокойством.

— Но они там, с Тримом!

— Дядюшка Хюсен сказал, что они в безопасности. — И больше, чтобы успокоить себя, женщина добавила: — Трим не совершает необдуманных поступков. Нет! Он не станет их там держать. Вероятно, куда-нибудь отослал в надежное место.

Но в душе обе женщины понимали, что и Агрон, и Дрита причастны к событиям этой ночи. И гордились этим.

Бабушка Агрона и его младшая сестренка внимательно слушали их, но в разговор не вступали.

— Море съело пароход? — спросила малышка очень серьезно.

— Оно съело его, моя девочка, — приласкала ее мать Дриты.

— А пароход не появится снова?

— Нет, не появится!

— Как хорошо!

— Да, уж конечно, хорошо, моя крошка! Очень хорошо!

— Они не увезут детей в Италию?

— Нет, не увезут. Ничего с ними не будет.

— Почему с ними ничего не будет?

— Потому что парохода больше нет.

— Но кто убил пароход? — не отставала девочка.

— Партизаны! — на этот раз охотно ответила мать Дриты.

— Вот здорово! — Девочка подумала немного и опять спросила: — А папа сможет взять меня в море на своем пароходе?

— Он возьмет тебя, моя глупышка, обязательно возьмет. Посадит в лодку и повезет.

— Почему он не посадит меня на пароход?

— Но у него нет парохода, а есть только лодка.

— А почему у него нет парохода?

— Когда-нибудь, — сказала женщина, — у нас обязательно будут свои пароходы.

На середине улицы встретились дядя Хюсен и отец Агрона. Закурили. Старик — свою трубку, а отец Агрона затянулся дымом сигареты.

Дядя Хюсен был, как всегда, молчалив. Сейчас его занимала одна неожиданная мысль: он не мог понять, рад он случившемуся или нет. Как старый моряк, он был привязан к морю, хотя оно и доставляло ему больше неприятностей, чем радостей. Он любил пароходы, и очень переживал, когда видел их гибель.

Сегодня впервые за свою жизнь дядя Хюсен радовался гибели парохода. Свои мысли он и поведал отцу Агрона, а тот сразу согласился:

— Верно. Это общий праздник! Ведь мы с тобой тоже немного потрудились для этого фейерверка, а?

Оба сдержанно улыбнулись: совсем недавно им пришлось попотеть, устраивая с кузнецом и другими товарищами завал на улице — на пути машин из тюрьмы.

— Как там сейчас в горах? — тихо спросил дядюшка Хюсен.

И оба мужчины стали суровыми: они думали о своих сыновьях — о Триме и об Агроне. Ведь сейчас они там, на горном перевале.

Что же в это время происходило на перевале?

Два плана, две операции перекрестились тут, в одной точке, на мосту через реку.

Мы знаем, как был сорван план капитана и все против его воли вернулось к первоначально назначенному времени: к часу ночи машины с заключенными, миновав горный перевал, подходили к мосту над бурной рекой…

Свой план был у партизан и городского антифашистского подполья. И тут надо сказать, что коммунисты с самого начала знали о замыслах итальянских фашистов. Черный пароход еще был за горизонтом, еще не увидел его Агрон и другие жители маленького городка, но уже получил шифрованную телеграмму капитан карабинеров, стал думать, как лучше выполнить приказ… Он разработал план операции. Скоро этот план стал известен: народные мстители маленького городка были связаны с партизанским движением всей Албании, у которого была надежная агентура во вражеском стане.

Партизанский отряд, как только горы погрузились в темноту, вышел к перевалу и тут же разделился на две группы: одна заняла позиции в полукилометре от моста, ближе к морю, и во главе ее был командир отряда, другая во главе с Агимом, испытанным во многих боях партизаном, залегла сразу за мостом, который был быстро заминирован, и конец бикфордова шнура, придавленный камнем, лежал рядом с дядей Брахо, лучшим минером в отряде, — до прихода оккупантов он работал подрывником в шахте.

Уже в двенадцать часов двадцать минут ночи на горном перевале все было готово.

Не знали партизаны, не знали Трим и Кристать, которые в это время, поставив мину, плыли к берегу, какая угроза нависла над их замыслом: капитан карабинеров переменил время — его операция пройдет на два часа раньше… Нам известно, как действовали заключенный из камеры № 10, кузнец и его товарищи в городе.

И вот двенадцать часов пятьдесят минут.

В это время группа Трима уже соединилась с партизанами, занявшими позиции за мостом.

Агрон лежит рядом с пулеметчиком и в руках его лента, набитая пулями.

Дрита сидит на большом камне рядом с доктором, и в руках ее сумка с медикаментами и бинтами.

В это время по горной дороге, ведущей к перевалу, едет повозка мусорщика, в ней кузнец и Петрит — только что их пропустили жандармы…