Уильям Моэм - Герой

– Кажется, я действительно нравлюсь тебе, – проворковала миссис Клибборн.

Тут Джеймса пригласили спеть, но он отказался.

– Пожалуйста, Джейми! – улыбнулась Мэри. – Ради меня! Раньше ты так хорошо пел.

Он еще раз попытался отказаться, но, поскольку все настаивали, поднялся и неохотно подошел к пианино. Джеймс знал, что поет плохо, поэтому, уступив, он испытывал досаду. Мистер Драйленд пел еще хуже, но отличался самомнением, так что его не пришлось просить дважды. Отдавая предпочтение старым английским песням, он исполнял их громовым голосом в свойственной ему церковной манере.

Вечер завершился игрой в багатель, самой бессмысленной из игр. Бильярдист смотрит на нее с презрением, быстро сменяющимся яростью, когда ему не удается загнать шары в абсурдно узкие лузы. Мэри проявила себя знатоком и с удовольствием показывала Джеймсу, как это делается. Он заметил, что она и младший священник взяли инициативу в свои руки, определяя, кто с кем будет играть, и активно всем помогая. Миссис Клибборн играть отказалась, откровенно назвав это слишком идиотским времяпрепровождением.

Наконец мероприятие закончилось, и гости попрощались с хозяевами.

– Я пройдусь с тобой, Мэри, если не возражаешь, – предложил Джеймс, – и выкурю трубку.

Мэри засияла, а полковник Парсонс одарил ее счастливой улыбкой и дружески кивнул… Наконец-то Джеймсу представился шанс. Он подождал, пока Мэри соберет ноты, раскурил трубку, и когда они вышли из ворот дома викария, другие гости уже скрылись из виду. День выдался облачным и мрачным. Под серым пологом неба плыли маленькие черные облака с рваными краями, напоминавшие лохмотья огромного одеяла. Похолодало, и по телу Джеймса пробежала дрожь. Все вокруг теперь выглядело скукожившимся и мелким. В поблекшем свете потускнела зелень деревьев и живых изгородей. Это нагоняло тоску. Они шли молча, Джеймс обдумывал, что сказать. Весь день он пытался решить, как построить этот разговор, но разум, растерянный и утомленный, бездействовал. Прогулка к дому Мэри занимала не больше пяти минут, и Джеймс видел, как быстро уменьшается расстояние. Он хотел поговорить с Мэри, и приступать к делу следовало немедленно. Но во рту у Джеймса пересохло, он лишился дара речи и не знал, как сообщить Мэри о своем решении. Джеймс понимал также, что необходимо нарушить молчание.

Однако первой заговорила Мэри:

– Знаешь, я немного тревожилась из-за тебя, Джейми.

– Почему?

– Боялась, что обидела тебя вчера. Помнишь, когда вчера мы навещали моих пациентов… думаю, я говорила с тобой излишне резко. Я не хотела. И очень сожалею об этом.

– Я и забыл. – Он посмотрел на нее. – Вот уж не предполагал, что ты решишь, будто обидела меня.

– Я так рада! – Она улыбнулась. – Но не жалею, что извинилась. На душе стало легче. Ты не сочтешь меня глупой, если я тебе кое-что скажу?

– Разумеется, нет!

– Знаешь, если я сделаю что-то такое, что тебе не понравится… или ты этого не одобришь, говори мне об этом прямо.

Услышав эти слова, Джеймс уже не мог сказать Мэри, что больше не любит ее и просит о расторжении помолвки. Не повернулся язык.

– Наверное, ты считаешь меня ужасным человеком.

Слова Мэри помешали Джеймсу осуществить его план, а это означало, что он упустил еще один день.

– Что же мне делать? – прошептал он. – Какой же я трус!..

Они остановились у двери дома Клибборнов, и Мэри, улыбаясь и краснея, наклонилась к Джеймсу. Он быстро поцеловал ее.

Вечером Джеймс сидел у камина в столовой, размышляя о том, как разорвать помолвку с Мэри. Ни о чем другом он думать не мог. Полковник Парсонс и его жена играли в триктрак, как и всегда в промежутке между ужином и молитвами. Постукивание игральных кубиков доносилось до Джеймса издалека, как во сне, и ему казалось, что на кону невидимых сил стоит его жизнь. Он обхватил голову руками и смотрел на языки пламени в камине, словно надеясь разглядеть в них решение своей проблемы, но они, словно насмехаясь, говорили ему только о миссис Уоллес и ласкающих взглядах ее томных глаз. Джеймс быстро отвернулся от камина. Игра только что закончилась, и миссис Парсонс, заметив выражение его лица, спросила:

– О чем думаешь, Джейми?

– Я? – Он вскинул голову, боясь, что выдал свой секрет. – Ни о чем!

Миссис Парсонс убрала доску для триктрака, но заговорила не сразу. Застенчивая от природы, она не решалась задавать вопросы, касающиеся самого важного для нее.

– Что ты думаешь о браке, Джейми?

Джеймс вздрогнул.

– Ты спрашивала меня об этом вчера. Кажется, вам не терпится отделаться от меня.

– Мне интересно, подумал ли ты о том, что Мэри очень переживает?

Джеймс поднялся и оперся рукой о каминную полку.

– Если так, я очень сожалею, мама.

– Ты здесь уже четыре дня, но ничем не показал, что любишь ее.

– Я не из тех, кто выставляет напоказ свои чувства.

– Именно это я и говорил! – торжествующе воскликнул полковник.

– Неужели ты не можешь сказать пару слов, показывающих, что она небезразлична тебе, Джейми? Мэри обожает тебя, – продолжала его мать. – Не хочу вмешиваться в ваши отношения, но, думаю, дело только в твоем легкомыслии. Уверена, ты не хочешь сделать Мэри несчастной. Бедняжка, ей так несладко дома, она мечтает о ласке и тепле… Почему ты не поговоришь с ней о свадьбе?

– Она попросила тебя побеседовать со мной?

– Нет, дорогой. Она никогда не обратилась бы ко мне с такой просьбой. И страшно рассердится, если узнает, что я затеяла этот разговор.

Джеймс помолчал.

– Я поговорю с ней завтра, мама.

– Вот и хорошо! – обрадовался полковник. – Я знаю, она все утро проведет дома. Полковник и миссис Клибборн собираются в Танбридж-Уэллс.

– Нельзя упускать такую возможность.

Утром миссис Парсонс занималась цветами в прихожей, когда из коридора вошел Джеймс и взял шляпу.

– Идешь к Мэри?

– Да, мама.

– Хороший мальчик.

Она не заметила, что Джеймс мрачнее, чем обычно, бледен, а глаза измученные и усталые.

Шел дождь. Молодые свежие листочки в этот пасмурный день потускнели, контуры вязов едва виднелись сквозь туман. Небо дышало такой меланхолией, что казалось, его создал человек. Тоскливое и безрадостное, оно навевало безграничную печаль.

– Мисс Мэри в гостиной, – сообщила Джеймсу служанка, открыв дверь, и дружелюбно улыбнулась ему. Его принимали как жениха.

Он прошел в гостиную. Мэри сидела за пианино, старательно играя гаммы. В потрепанной соломенной шляпке, без которой никогда не чувствовала себя в своей тарелке.

– Рада видеть тебя, – сказала она. – Я в доме одна, вот и воспользовалась случаем, чтобы поиграть. – Мэри развернулась на табурете, провела рукой по клавишам и широко улыбнулась, радуясь появлению Джеймса. – Хочешь прогуляться? Дождь меня не пугает.