Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

Так-так, подумал я, сегодня утром на кухне Катерина действительно спроворила нечто особенное, каковое умозаключение полностью подтвердилось, когда возникло следующее блюдо, внесенное служанкой Розой так, словно это была голова жареного кабана [184] Аллюзия на т. н. праздник жареного кабана, когда к столу подается на подносе голова животного. Заимствованный у древних римлян, обычай прижился в Англии, США и Канаде. . После некоторой довольно профессиональной дегустации, перемолов добрую порцию пробы зубными протезами обеих челюстей и причмокнув губами, Хозяйка откинулась на спинку стула и захлопала в ладоши:

– Wunderbar [185] Чудесно (нем.) . , Катерина! Это хорош, твой рупленый мясо.

– Я приготовлю его в любое время по вашему желанию, – скромно сказала Кэти. – Недорого и очень полезно.

– Это похоже… – наткнув на вилку, Хозяйка забросила себе в топку еще один приличный шмат, – на гуляш, рагу.

– Мой Дэн очень любил это.

– Ах, бедный муш!

– Тебе нравится, кузен Лоуренс? – Впервые с момента своего приезда она посмотрела прямо мне в глаза, правда безразлично, ну разве что чуть насмешливо.

– Лучшее рупленое мясо шотландца, которое я когда-либо пробовал.

Ободренный этим ее взглядом, я после короткого молчания, отнюдь не нажимая на то, что мы как-никак кузены, сказал:

– Может, ты не против покататься сегодня на машине? Сгоняем в деревню.

– Нет, спасибо, – тут же отказалась она. – Хозяйка считает, что мне лучше отдохнуть сегодня.

– Ja , это лутше отдыхать, – согласилась Хозяйка. – После путешественник.

– Но почему бы тебе не взять Даниэля? Тебе ведь понравилось бы, Дэнни?

– О, невероятно.

– Даниэлю тоже надо полежать, – твердо сказал я. – Я хочу положить его на балконе, завернув в одеяла, как египетскую мумию.

– А потом, когда он встанет? – заупрямилась Хозяйка.

Я уже собирался сказать «нет», когда осознал, что лучше плыть по течению.

– Хорошо, посмотрим, – проворчал я.

Если сей факт еще не очевиден, хочу твердо заявить, что не испытываю никакой привязанности к детям. Должен признаться, что во время наших «оздоровительных прогулок», когда маленькие засранцы, выстроившись попарно и сиротливо шествуя под дождем в тонких прозрачных полиэтиленовых накидках, хлопающих по голым тощим коленкам, одолевают холмы – заглядывают в коровники, срывают попадающийся по пути дикий щавель, крича «эдельвейс», останавливаются, чтобы пописать или высморкаться или чтобы показать мне волдыри на пятках, а затем вдруг что-то начинают петь истошными голосами, – я испытываю нечто вроде угрызений совести. Ведь по долгу службы я должен проявлять к ним интерес и сочувствие, даже сердечность, столь чуждую моей натуре, что от нее меня чуть ли не тошнит. Поэтому не корите меня за то, что мне совершенно не хотелось выполнять данное ребенку обещание, когда в три часа дня, написав ежемесячный отчет для комитета, я поднялся на балкон, где лежал потомок Дэвигана, дабы покатать его. Глаза его были открыты.

– Вы пришли, чтобы разбинтовать мумию? – улыбнулся он.

– Ты что, не спал?

Он покачал головой:

– После ваших слов во время обеда я представил себя одним из фараонов и что вы должны выкопать меня из гробницы.

– Ну и как там было?

– Очень холодно, – рассмеялся он и протянул мне руку.

Она была почти как ледышка. Начал дуть биза [186] Биза ( фр . bise) – холодный и сухой северный или северо-восточный ветер в горных районах Франции и Швейцарии. , а я недостаточно укутал мальчика.

– Почему ты не попросил еще одеял?

– Я не говорю по-египетски.

Это меня просто убивало.

– Ничего, – сказал я. – Купим тебе какой-нибудь горячий напиток – нам сейчас предстоит прогулка в деревню.

Обремененный этой повинностью, я, пока мы спускались, почувствовал, что могу законным образом воспользоваться ситуацией.

– Даниэль, – сказал я панибратски, – я так давно не был в Ливенфорде. Как там жилой массив Дэвигана – все растет и развивается?

– О да. Более чем. – Он искоса снизу вверх глянул на меня. – Но без Дэвиганов.

– Как это? – мгновенно отреагировал я.

– Разве вы не знали? Это старая история. Дедушка Дэвиган потерпел неудачу и обанкротился.

– Не могу поверить.

– Но к сожалению, это так. Банк потребовал вернуть большую сумму денег, которую дедушка задолжал. Еще до того, как дома были достроены. Ужасная история. Все было потеряно.

– Боже мой, Даниэль! – воскликнул я, скрывая свое удовлетворение. – Но наверняка твой отец… до того как он заболел… Я имею в виду, разве он не имел отношения к этой недвижимости?

– Его там наняли новые владельцы. Но только как рабочего-каменщика.

Мне не нужно было притворяться удивленным. Я был потрясен. Даже при своей туповатости старый Дэвиган был хватким и знал свое дело. Очевидно, он заплыл дальше, чем следовало, и был проглочен рыбиной покрупнее.

– Да, дело дрянь, Даниэль.

– Вы имеете в виду, рвань, – философски заметил он. – Это то, что мне кричали мальчишки в школе. Но по крайней мере, дома теперь перестанут жевать эту тему, раз отца больше нет. А то только об этом и говорили.

– А что за внезапная болезнь случилась у твоего отца, Даниэль? – осторожно спросил я.

Казалось, он съежился от этого вопроса, но снова посмотрел на меня, на этот раз в упор:

– Это была не болезнь. Он погиб… Несчастный случай. Но пожалуйста, доктор Лоуренс, давайте больше не будем говорить об этом… мне и так тяжело.

От внезапного чувства стыда и вины я не знал куда деть глаза. Все же какая это глупая, низкая, грязная информация, выуженная мною нечестным путем. Хотя меня снедало любопытство, я поспешно сказал:

– Мы больше не будем говорить об этом, Даниэль, – и добавил, думая совсем иначе: – Никогда не будем.

Мы уже почти дошли до деревенской площади, и, повеселев, он начал глядеть по сторонам, когда мы направились вдоль берега реки под фуникулером, перешли по мосту на другую сторону и оказались в нижней части деревни, которая в основном выглядела как Швейцария семнадцатого века и была весьма привлекательна. Я видел, что Даниэлю здесь нравится.

Возле «Эдельманна» я взял его за руку. Она была тонкая, как куриная косточка.

– Нам сюда.

Когда мы вошли, он спросил:

– Это шахматное кафе?

– Нет, здесь самые вкусные пирожные.

«Эдельманн» действительно был известен во всей Швейцарии.

При виде превосходных кондитерских изделий в длинной стеклянной витрине рядом с прилавком лицо Даниэля прояснилось.

– Мы берем по блюдцу, что там возле окна, – сказал я, – затем подходим к прилавку и выбираем на свой вкус.

Он рассмеялся:

– Мы как пара Безумных Шляпников.