Такэси Кайко - Гиганты и игрушки

— Да, да, пожалуйста! Так что давай приступай к составлению сметы.

Шеф успокоился, извлек из-за ворота пиджака зубочистку. Ковырять в зубах — излюбленное его занятие. Поест, и давай копаться во всех своих дуплах, словно охотник, проверяющий расставленные капканы. Ковыряется с упоением, потом поднесет зубочистку к носу, понюхает. Понаблюдав какое-то время за этой увлекательной процедурой, Сюнскэ поднялся со стула. Он смотрел на плешивую, слегка поцарапанную ногтями голову шефа и думал: интересно, удержалась ли в полумраке под этой толстенной черепной крышкой мысль о крысах?

Комнату заливали лучи весеннего солнца. В новом здании никогда не бывало тени. В гигантские окна потоками лился свет. Жарища, как в парнике. Того и гляди, жилы расплавятся. Шеф ушел. В просторной комнате — ни души. Обеденный перерыв. Шагая взад и вперед вдоль окна, Сюнскэ барабанил пальцами по стеклу. Он был в каком-то странном возбуждении. Чувство глубокого удовлетворения пьянило его сильнее вина.

Предсказания Сюнскэ сбылись полностью. После маленького происшествия с фуросики тучи стали стремительно сгущаться. Всем уже было очевидно — лесам этого края грозит неслыханная опасность.

…Перебрав в памяти события последних дней, Сюнскэ подумал, что изодранная тряпица, которую показал ему шеф, имеет поистине символическое значение. Всю зиму крысы лязгали зубами под снегом и теперь наконец бросили людям вызов. А люди тут же подняли белый флаг, признавая свое поражение. И ограничились этим. Злобная сила, накопленная крысами в темных подземельях, вырвалась наружу. Кто мог знать, что она так ужасна? Да, весна растерзана в клочья, и тут ничего не поделаешь.

Не прошло и десяти дней после случая с фуросики, как отдел был буквально затоплен потоком жалоб, отчаянных писем и телеграмм. Вся работа остановилась. Телефоны разрывались. Посетители валили валом. Кто только сюда не шел — лесничие и лесорубы, крестьяне и углежоги, помещики и лесопромышленники, сотрудники лесопитомников и торговцы лесом… Принять их всех не было физической возможности. Из лесопитомников сообщали: на елях, лиственницах и криптомериях кора ободрана начисто — как раз до того места, где кончался снеговой покров. Деревья с обглоданными стволами казались огромными белыми скелетами. За зиму крысы так расплодились, что им не хватило корму. Тогда они выползли из нор и набросились на деревья. Снег мешал крысам совершать дальние вылазки, и потому для начала они изгрызли кору на ближайших деревьях. Потом принялись за оголенные стволы. Особенно пострадали молодые лесопитомники в лесистых горных районах. А на полях, где снег сошел раньше, озимые не дали всходов. Крестьяне заволновались. Но обо всем этом стало известно только тогда, когда весна вступила в свои права. Крысы — ночные животные, они вылезают из нор лишь с наступлением темноты. Днем их никто не видел. Заметив, что с озимыми что-то неладно — поля были голые, лишь кое-где зеленели крошечные островки всходов, — крестьяне стали обходить свои участки и на межах обнаружили бесчисленные крысиные ходы. В деревнях началась паника. Тем временем передовые отряды серой армии проникли в амбары, в риги, на мельницы. На дорогах валялись раздавленные машинами крысы, их с каждым днем становилось все больше. Они попадали под колеса ночью, перебегая с полей в деревни, из деревень — в город.

В отделе лесоводства не могли справиться с лавиной жалоб. В конце концов была создана комиссия по борьбе с крысами. Сюнскэ освободили от всех текущих дел и приказали ему заняться грызунами. Он тут же составил смету чрезвычайных расходов и закупил в соседних провинциях ласок и змей. Ласок немедленно переметили и выпустили в лес. Потом он стал закупать в огромных количествах все имевшиеся в продаже крысиные яды и развозить их по деревням. Особые надежды Сюнскэ возлагал на сильнейший яд — монофторуксуснокислый натрий, так называемый препарат «1080». На имя губернатора префектуры было подано прошение — разрешить неограниченную его продажу. В те деревни, которым не хватило химикатов, была срочно разослана отпечатанная на ротаторе инструкция. В ней разъяснялось, что надо немедленно вырыть глубокие рвы, закопать в землю большие чаны с водой, расставить капканы. Сюнскэ действовал так уверенно и энергично, что сослуживцы, еще недавно считавшие его неисправимым фантазером, теперь только диву давались. Откуда было им знать, что план этот он вынашивал чуть ли не год — с того самого дня, как отвергли его первоначальный проект, — и теперь выполнял его быстро и точно. Всю зиму Сюнскэ кропотливо работал над картой края, изучал особенности и повадки крыс, знакомился со свойствами самых сильных химикатов. Научно-исследовательский отдел потихоньку снабжал его специальной литературой.

Но даже и он не совсем представлял себе, как велика и опасна темная сила, захлестнувшая леса и равнины. Крысы рвались на поверхность, как взбушевавшиеся грунтовые воды, они растекались по рощам, полям, речным поймам и берегам озер. С ними не было сладу. В подземном царстве свирепствовал голод, и полчища серых разбойников совершенно осатанели. Они шастали по дорогам средь бела дня и даже не думали убегать, заслышав шаги человека. Стояла ранняя весна, снег только что сошел. Злаки и травы едва успели дать всходы, а семена низкорослого бамбука давно уже кончились. Гонимые голодом, крысы бесчинствовали. Днем, при ярком солнечном свете, их наглые своры взбирались на крыши крестьянских домов и рвали солому, в амбарах набрасывались на людей; кусали спящих детишек, оставляя у них на щеках кровавые полосы.

Сюнскэ казалось, что он борется с многоголовой гидрой. Панический страх охватил не только сельских жителей, но и горожан. В город ринулись полевые крысы. Обычно они проводят лето в полях, к осени возвращаются в город, а с наступлением весны вновь покидают его: зимовать под открытым небом — не в их обычае. Но на этот раз все пошло кувырком: прошлой осенью низкорослый бамбук дал семена, а снег выпал рано, — вот они и остались на зиму в поле. К весне все запасы корма кончились, и чудовищно расплодившиеся голодные крысы устремились в покинутые ими дома. Никто не видел, как они проникали в город. Пробирались, должно быть, ночною порой по канавам, по сточным трубам, через проломы и щели в стенах домов. Крысы кишели повсюду — на городской свалке, в глубине глухих переулков, у помоек, в отхожих местах. Горожан охватил ужас.

Не помогали ни капканы, ни химикаты, ни ласки. Поначалу, когда была создана комиссия по борьбе с крысами и Сюнскэ энергично взялся за дело, горожане воспрянули духом. Но потом, когда стало ясно, что его лихорадочные усилия бесплодны, началась паника. Сослуживцы опять выражали Сюнскэ недоверие и презрение. Один, например, недвусмысленно обвинил его в разгильдяйстве. Словно не видя, что Сюнскэ разрывается на части, — беспрерывные заседания, беготня из отдела в отдел, прием целой армии жалобщиков, бессонные ночи за рулем грузовика с химикатами, — этот тип упрямо твердил одно: надо было в прошлом году энергичнее драться за отвергнутый проект. Сюнскэ, сохраняя на побледневшем, осунувшемся лице обычную слабую усмешку, отвечал ему очень спокойно. А внутри у него все дрожало от острой ненависти. Он готов был убить этого дурака.