Валерий Алексеев - Улыбка навсегда: Повесть о Никосе Белояннисе

— Белояннис, Бацис, Калуменос, Аргириадис… — пробормотал Ставрос.

— Повторите медленнее, записываем, — предупредил голос.

Ставрос повторил.

— Достоверны ли ваши сведения, господин Загурас?

— Абсолютно достоверны! — закричал в трубку Ставрос. — Если вы пожелаете встретиться и лично убедиться…

Комиссар Спанос нахмурился, и у Ставроса сразу отнялся язык.

— В этом нет необходимости, — отчетливо произнес женский голос. — Благодарим вас, господин Загурас, за чрезвычайно ценную информацию.

В трубке щелкнуло.

— Идиот! — зарычал Спанос, забирая у Ставроса трубку. От его добродушия не осталось и следа. — Так-то мы и без тебя могли сделать! Кто тебя просил забегать вперед?

Ставрос съежился и втянул маленькую лысоватую голову в плечи. Но комиссар тут же смягчился.

— Ладно, ничего, — пробурчал он. — Все равно их на этом не проведешь.

Он снисходительно взглянул на Ставроса.

— Но зато теперь у тебя есть доказательства, а? — сказал он, подмигнув, и захохотал. — Молодец, парень, далеко пойдешь! Так и надо: никому не давай перейти себе дорогу.

— Прошу прощения, — проговорил Ставрос, — значит, это я разговаривал с подпольщиками?

Комиссар захохотал еще громче.

— С подпольщиками? Ну, милый мой, если бы я мог вот так запросто позвонить подпольщикам по телефону, я не стал бы тратить время на разговоры с такими олухами, как ты. Ну, ступай, не смеши меня, ступай, ты свое дело сделал.

Ставрос поднялся.

— А звонил ты в редакцию газеты «Проодевтики аллаги» — вполне легальной, разрешенной властями. Так что ничего противозаконного ты не совершил. Слыхал о такой газете?

— Так точно. Левая газета.

— Правильно, иди. И если в поведении Загураса тебе что-то покажется подозрительным… да ты и сам сообразишь. Парень толковый.

Ставрос вышел на улицу, покрутил головой. «Ведь надо же, черти, — подумал он с нежностью и благодарностью, оглянувшись на темное здание Центральной асфалии, — все-то они знают, ничего-то от них не скроешь. Ну, хитрецы здесь сидят, ну, пройдохи!» Смысл звонка ночному редактору только теперь стал открываться Ставросу…

А в редакции газеты «Проодевтики аллаги» в это время происходил такой разговор:

— Кто-то звонил, Ольга? Что-нибудь экстренное?

— Нет, товарищ Кофидис, — ответила дежурная, скомкав бумажку с записью. — Обыкновенная провокация.

Кофидис зорко взглянул на Ольгу, подошел к ней и, мягко, но настойчиво разжав ее пальцы, отобрал бумажку. Развернул, прочитал.

— А почему вы решили, что провокация?

— Так, — Ольга пожала плечами, — по тону, по паузам. Не в первый раз. Встретиться предлагали.

— И все-таки не мешает проверить. Дело-то очень уж горячее! Вот вы бумажку смяли, а мне она пальцы жжет.

Кофидис сбегал куда-то наверх, вернулся хмурый.

— М-да… Старший надзиратель там Мелидис, а не Загурас, вот ведь какое дело.

— Я же сказала вам: провокация. У меня на этих субчиков чутье.

— Чутье-то чутье… да очень уж грубая провокация. Очень грубая… — задумчиво произнес Кофидис.

ИЗ ОБВИНИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ:

«Обвиняемые осуществляли шпионаж в ущерб интересам Греции и передавали военные секреты руководству КПГ».

«КПГ подготавливает агрессию против Греции с помощью армий стран народной демократии».

«КПГ организует и руководит работой Единой демократической левой партии (ЭДА), с которой находится в контакте с помощью секретных радиопередатчиков, обнаруженных в районах Афин — Глифаде и Каллитее».

На первом же заседании защита потребовала отменить процесс, так как, согласно конституции и по сути предъявленных обвинений, дело подлежало рассмотрению гражданского, а не военного суда. Но суд категорически отклонил это требование.

Тогда защитники потребовали отложить процесс, так как им не было предоставлено времени и возможности для ознакомления с делами их подзащитных. В числе свидетелей обвинения фигурировали такие зубры антикоммунизма, как начальник второго бюро (контрразведки) Генштаба бригадный генерал Николопулос, генеральный директор асфалии Папопулос, начальник общей службы разведки Ракидзис, начальник отдела асфалии по подавлению коммунизма Ангелопулос. Все они давали чрезвычайно многословные показания, для одного ознакомления с которыми нужны были месяцы, а в распоряжении защиты было всего шесть дней, и времени для того, чтобы подобрать доказательства для уличения свидетелей, практически не было. Но суд отказался удовлетворить и это требование защиты. Этим наступательная часть программы Цукаласа была исчерпана. И хотя на словах Цукалас соглашался с Белояннисом, что поколебать решимость трибунала лобовой атакой вряд ли удастся, видно было, что он слегка обескуражен решительным отпором, который встретили оба демарша защиты.

…Первым давал свои показания директор полиции Теодорос Ракинтис, заявивший о намерении «дать детальный отчет о деятельности каждого из обвиняемых». Поскольку обвиняемых было двадцать девять, речь господина директора обещала быть длинной. Господин Ракинтис заявил, что он не сомневается, что все двадцать девять обвиняемых осуществляли шпионаж в пользу коммунистического блока и что они расходовали на это деньги, которые получали от своего «босса». Тут председатель трибунала полковник Симос попросил господина Ракинтиса пояснить, что он подразумевает под словом «босс». Никос, усмехнувшись, сделал пометку на четвертушке бумаги, которую тут же вложил в книгу. Потом, наклонившись к Элли, он шепнул ей на ухо:

— Боятся путаницы в терминологии.

Господин директор недовольно пояснил, что он имеет в виду, разумеется, Советский Союз. Затем Ракинтис не без драматизма рассказал об истории обнаружения в ноябре 1951 года двух тайных радиопередатчиков (в действительности же был обнаружен один — тот, на котором работал Вавудис) и заявил, что это лишь небольшая часть подготовки широкого плана вторжения, так как в Болгарии и Румынии уже находятся тридцать тысяч вооруженных до зубов и специально натренированных греков, которые только и ждут сигнала, чтобы плечом к плечу с армиями стран народной демократии ворваться в Грецию.

— Ну, начинается, — шепнула Элли.

— Ты ошибаешься, — сказал ей Никос, — господин директор совершенно случайно зацепил внешнеполитическую версию. Сейчас пойдет шевеление среди полководцев: у них отбивают хлеб, им не о чем будет говорить.

Но шевеления не последовало. С поразительной живостью господин Ракинтис сделал словесный вираж, суть которого выражалась в формуле «как патриот, но поскольку», и, очень изящно высказав мысль, что существование КПГ из внутриполитической проблемы выросло в проблему внешней политики, перешел к распределению ролей в «группе двадцати девяти».