Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

Валуны — от пути ледников. Жериборов, как древний ледник, влачил на себе камень. Ледник с вершин [ада].

[Жена Пепелюги] Мать Попялова. Сапоги возвратились вместо [Ивана] Василия и маршируют каждый деньо. Команда: — На месте — шагом арш! И они стали шагать на месте.

Жериборов уходит служить на границу.

Сцена убийства. Сон.

Сцена на могиле отца. Монолог.

Жериборов возвращается домой.

«Спящие».

Жериборов и мать. Две пощёчины.

Робот вырывается из ада. Встреча [с женщиной] Дон-Жуана с Еленой. Взрыв.

Жериборов встречается с Огненосцем. Диалоги.

Жериборов выходит в народное пространство.

Пока Владимир находится в аду, показать дом, тоску матери. Совместить сразу два плана. С высоты птичьего полёта.

Обращение к облаку: — Где сын? Он вот так же ушёл, как уходишь ты.

Обращение к птице: — Где сын? Он вот так же пел, как ты.

Обращение к …

Поезд в ад.

Ночь, день, ночь, день, ночь, день, ночь, день — мигание ресниц.

«Майя (иллюзия всего) — смех. Лицо — огонь. Задний проход — ад.» Ригведа.

«А Майя только танцовщица. Счастья лишена она.»

И зад вместо лица.

В аду Владимир встретил своего дядю. Он поразительно похож на его отца. «Да, мы очень похожи, — сказал дядя, — только у Ивана вот здесь родинка, а у меня нет.»

По родинке в горах Владимир узнает своего отца. На вратах ада — мат.

Турист в аду.

— Ты кто? — Турист… — В аду?!

Шпион в аду. Прислушивается, делает заметки на манжетах.

— Я Сталин! — Я … (не разберу) — Вот где ты мне попался!

Какой бы это был бы ад без туристов и шпионов?

Хор в аду!

Пение хора в глубине, за вратами ада. Хор усиливается при погибели Василия (сапоги)

При виде святой матери, кормящей огонь и окаменении Анны — ремарка: «Хор молчит!»

Хор продумать.

Заставлю хор сойти с ума и с места ад сойти.

Финал. Темно, сынок. Перегорела лампа.

— Она горит.

— Темно.

Тогда из его мысли полыхнула молния. Он стал светиться. Тело — мироздание. В теле — горные вершины.

Лоб в лоб столкну античный миф и русский анекдот.

Вы забыли, что у поэзии есть мощь, [так я] а ну напомню вам. Битва. Заряжали пушки горными вершинами, по воздуху летели горные хребты, обе стороны сражались в земле, в сплошной земле. Как под землёй.

Заряжай пушку планетой, материком.

У слова горла нет, у гнева нет конца.

Битва. Ревут, как облака.

О родина, я твой поэт.

Идёт сражение. В разбитом доме человек играет на рояле. Идёт бой. Человек играет на рояле. Человека разорвало на части осколком, остались только руки — и руки продолжают играть на рояле.

А ты поэт?.. Кровь, мозги…

А ты поэт?.. Грохот, вопли…

Но продолжаю.

Солнце задумчиво

Над битвой милосердие стоит, как цапля над водой.

Душа мечтателя стоит, как цапля над водой.

О древний род

Мать семьи людской!

Дрожит и корчится людьми Святая мать племён,

[Ты] И землю на руки возьми, ей больно: успокой её!

Пою старинные дела и новую печаль.

Это — вне пределов речи. За пределами 16-ти частей вселенной: дыхания; веры и надежды; атмосферы, эфира; ветра; блеска и силы; воды; земли; чувства; души, духа; пищи; мужского семени; подвига; молитвы; кармы (любви); мира; имени.

И встанут дыбом волосы на сердце!

[О потаённый] Толкает страх — любить деревья и леса,

Всё то, что медлит преходить, чего понять нельзя.

После трёх свечей старика — эссе о числе «3»:

Не знайте чисел больше трёх: все остальные — мгла.

Разлука больше трёх дней — приводит к забвению

Жизнь дарит только трёх друзей, четвёртым будет враг,

Надежда, вера и любовь, всё остальное — прах.

Единство мысли есть у трёх, четвёртый есть раскол / разлад.

Три страсти выдержит душа, от большего сгорит

От родины можно сделать три шага, четвёртый шаг — смерть.

Три раза в жизни можешь сказать правду, все остальные раза ты будешь лгать.

Три раза женщину зови, а после — не услышит.

[Есть [только] правда «Я тебя люблю»], [всё] прочее излишек.

Всего три слова у любви,

Когда о жизни говорят, бросая в пот и дрожь,

Три слова правильны подряд, все остальные — ложь,

Оттенки — это ложь.

[Три] состоянья — пространство, время и ничто; рожденье, жизнь и смерть —

Четвёртого не знал никто и не узнает впредь,

Пространство, время и ничто — три состояния есть, — везде, нигде и здесь,

Четвёртого не знал никто, кругом, нигде и здесь.

здесь, всюду и нигде.

Три раза зло переживём; кто видел зло три раза,

Тот после видит тьму во всём: секрет души и глаза.

КЛЮЧИ ОТ РАЯ (поэма) — легенда — в поэме «Даль»

Злой дух похитил ключи от рая и вложил их в женщину вместо ключиц.

Само совершенство ищет ключи от рая, умерщвляя для этого блага женщин и выдирая ключицы. Но одни кости, кости, кости. Наконец он умертвит любимую девушку и найдёт ключи. Пойдёт к гигантским воротам и отомкнёт их, войдёт, но… это будет «ад!». Он ошибся и попал не туда. Дорога в ад вымощена благими намерениями.

(Дверь в рай открыть отмычкой)

Столкновения дружбы и жизни.

Стих. «Лодка» — «Но дерзкий поиск явно не рассчитан…»

Война:

Родной дом разбомбило. Взбежал по лестнице на верхний этаж. Рванул дверь и… занёс ногу над чёрным провалом прошлого счастья, памяти.

Встреча с человеком, уничтожающим часы, чтобы люди чувствовали вечность. Бывший часовщик. Как старый трухлявый пень в насекомых, копошились и тикали колёсики в его мастерской. Но он сошёл с ума от того, что не мог определить сколько времени прошло: вечность или час?

ТРИ СНА

1. Могильный камень.

2. Пограничный столб.

3. Огонь.

Всё началось с того, что Сидору Васильевичу стали сниться дурные сны, предвещавшие опасность для его жизни. Так ему приснилось будто бы день уже не день, но ещё не ночь. Такое ни свет, ни мрак потревожило Сидора Васильевича своей очевидностью и неопределённостью.

На второй раз ему приснился плоский придорожный камень с царапинками, очевидно, надмогильный. Когда Сидор Васильевич отворотил камень, то открыл на свет тёмное сырое пятно, настолько сырое, что Сидор Васильевич схватил лёгкий насморк.

На третий раз ему приснился пограничный столб, за которым начиналось пустое место. Сидор Васильевич подошёл ко столбу и по старой изкрестьянской привычке почесал об него спину. Но проснувшись, стал жаловаться на боль в спине, а в его годы это не предвещало ничего хорошего.

Потом ему приснилась вода в разных видах; то он видел спокойную стоячую воду, то бегущую так, что отбрасывало руку. «Вода — это ничего», — подумал Сидор Васильевич и захотел напиться, но не смог: даже в стоячем виде вода ускользала. Проснулся Сидор Васильевич с пересохшим горлом и долго пил в кухне из-под крана прямо с брызгами. Не перегонная прохимиченная вода современности не утолила его дикой жажды и дёргалась в желудке до самого утра.