Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

Ответ обнаружился в термосе, запасенном в ее машине, только в нем оказался не кофе, а горячий шоколад.

– Боже мой! – воскликнул я, сделав первый глоток. Я ожидал какой-то водянистой бурды, сделанной из порошкового какао, но напиток оказался горячим, густым, темным и невероятно вкусным. Он напоминал взбитый бархатистый соус, расплавленное волшебное зелье, и ничего вкуснее я в жизни не пробовал. – Откуда такой потрясающий вкус?..

– Его готовит маман, – поспешно вставил Ари, просунув голову между двумя передними сиденьями, где устроились мы с его матерью, – из особых шоколадных бобов.

– Она выращивает шоколадные бобы? – вопросительно произнес я, но она смотрела в другую сторону, и лицо ее занавешивали пряди волос. – Тогда это впечатляющее искусство.

Ари издал трель восторженного заливистого смеха и ударил меня по плечу, менее ощутимого удара мне еще не доводилось получать.

– Нет же, – пояснил он, – теперь не надо выращивать шоколадных бобов.

– Надо же, правда? А откуда же тогда их берут?

– Покупают.

– По моим понятиям, она наверняка сама выращивает их.

– Да нет же, не выращивает!

– А у меня сложилось впечатление, что твоя мама из тех волшебниц, что способны тайно выращивать шоколадное дерево на заднем дворе.

– Они не растут на дереве! – Он повернулся к матери: – Он думает, что они растут на каком-то дереве!

Она повернулась к нему лицом, распахнув и без того большие глаза.

– Может, и растут, – прошептала она.

– Ничего и не растут, – с легкой долей сомнения возразил он. – Я знаю, что не растут. Их присылает из Парижа Grand-mère [87] Бабушка ( фр .). . Ты же сама говорила мне, – он толкнул локтем ее кресло, отчего слегка выплеснул шоколад из своей чашки.

– Ах, – в смятении произнесла она, видя, как горячие ручейки шоколада стекают по рукаву ее куртки, скапливаясь в складках и заломах.

– П-прости, маман, – протянул малыш, – п-п-прости, п-п…

– Все в порядке, – ответила она, – успокойся, – и я твердил то же самое, вытирая ее рукав и волосы своим носовым платком. Ари продолжал извиняться, вернее, пытаться произнести извинения, а она говорила, что такие неприятности иногда случаются, и я продолжал вытирать пятна.

– Ари, – наконец сказала она, взяв его за руку, – это же пустяки. Понятно? А теперь, может, ты хочешь выйти на воздух и поиграть?

Через затуманенное ветровое стекло мы видели, как Ари идет к стене и заходит на поле. Я неловко поерзал в кресле. Странность ситуации внезапно открылась мне: я втиснулся в машину к бывшей кинозвезде, которую считали умершей большинство людей. Что я здесь делаю? И что ей нужно от меня? Помню, сделал себе твердое внушение. Я знал, как общаться с женщинами, особенно с привлекательными, и решительно не мог позволить включить гормональный автопилот в общении с этой странной особой. Это же, черт подери, сама Клодетт Уэллс. Мне реально надо сдерживать свои порывы. Вероятно, где-то в кустах засели вооруженные телохранители, для призвания которых ей достаточно просто поднять один из ее тонких пальцев.

– А знаете, – сказал я, поднимая испачканный шоколадом носовой платок, а главное, сознавая, что надо что-то сказать, необходимо нарушить затянувшееся молчание, – я серьезно подумываю о том, чтобы слизать с платка весь этот потрясающий шоколад, чтобы не пропало ни капли.

– Не позволяйте мне остановить вас, – рассмеявшись, произнесла она, – но, пожалуйста, помните, что у нас еще много осталось. – Она предъявила термос, и я позволил ей налить мне еще шоколада на пару пальцев.

– У вас замечательный ребенок, – заметил я, приклеившись взглядом к изгибам ее запястий, манжетам свитера, к миндалевидным формам ногтей. По-моему, я решил, что минимальный зрительный контакт поможет мне избежать неуместного автопилотного флирта. – Он действительно удивителен. На редкость восприимчивый и смышленый.

Она оглянулась на меня. Я позволил себе на микросекунду, не больше, встретиться с ее потрясающими кошачьими глазами.

– Спасибо, – сказала она, – я тоже всегда так думала, хотя приходится признать некоторую долю субъективности. У вас есть дети?

– Есть, – прочистив горло, ответил я. У меня аж язык зачесался, так захотелось рассказать ей о судебных тяжбах, об отцовских страданиях, но что-то остановило меня. Видимо, мелькнула мысль, что о такого рода страданиях не говорят женщинам – одиноким женщинам, матерям, красоткам, – чтобы они не подумали, что вы какой-то псих или преступник.

– Да, есть, – помолчав, повторил я, – двое. Мальчик и девочка. Старше Ари, – и тут же впадая в смятение, я понял, что она может представить меня как женатого мужчину, и быстро добавил: – Они живут с их мамой. Моей бывшей. Бывшей женой. Мы больше не живем вместе. Разъехались. Расстались. Оформили развод.

«Почему, – спрашивал я себя, – мне так хотелось развеять идею того, что я с кем-то связан? Неужели я думаю, что у нас в некотором роде свидание? Что происходит в моей голове? Я обезумел?»

– Я развелся с ней, – с какой-то отстраненностью услышал я собственный голос, в последний раз дополнив сказанное на тот случай, если она не вполне поняла меня.

– О, как жаль, – сказала она, – что вам пришлось развестись, я имею в виду.

– Не стоит, – откликнулся я, – я не жалею, – скосив взгляд в ее сторону, я обнаружил, что она как раз смотрит на меня, поэтому резко отвернулся и принялся разглядывать поля, облака и блестящую от дождя дорогу перед нами. – Ну а как насчет папы Ари? – спросил я, обращаясь к каменной стене.

Я чувствовал, что она по-прежнему смотрит на меня. Мои пальцы принялись выбивать дробь на приборной панели.

– А что с ним может быть?

– Ну, вы еще вместе или?..

– Расстались, – отрывисто ответила она, выразительно разделяя слово на слоги. – На самом деле мы так и не поженились.

– А-а… Понятно. Может, так даже проще.

– Вряд ли, – криво усмехнувшись, возразила она.

– Вы правы, – хмыкнув, согласился я. – Не понимаю, почему я это ляпнул. Не думаете ли вы, что слово «простой», вероятно, самое неточное определение для подобных случаев? Скорее нужна его полная противоположность, антоним. Может быть, «сложный» или «запутанный». Закрученный, извилистый, мудреный, предательский. Любое из этих определений могло быть более уместно. – С огромным трудом мне удалось захлопнуть рот, и мое бормотание милосердно оборвалось.

– Что ж, – помолчав, призналась она. – Все эти испытания уже позади.

– М-м-м, – промычал я, но в каком смысле: «Неужели? Позади? У вас? Вы наделали ошибок, поставили себя в неразрешимую ситуацию с неподходящими людьми, так же как простые смертные?»

– Вы, вероятно, удивились, – наконец серьезно произнесла она, – почему я попросила вас приехать сегодня сюда.