Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

Плита выключена, стопки тарелок высятся на полках, опустела и собачья постель, детские игрушки и цветные карандаши не разбросаны по полу, а сложены в коробки и корзины. Можно подумать, что здесь давно не ступала нога человека. Бумажные звезды, прибитые к потолку, покрылись тусклым матовым налетом. Этот дом имел странную привычку быстро возвращаться в атмосферу былого заброшенного и покинутого состояния. «Я никогда не забуду, – казалось, говорил он, если мы уезжали дольше чем на день-другой, – что моя каменная кладка пропиталась десятилетиями людского пренебрежения».

Я присел на один из обеденных стульев. Голова клонилась вперед, пока не пришла в соприкосновение с твердой столешницей, и тогда я позволил себе расслабиться.

Мне вдруг стало ясно, что подспудно я всегда ожидал чего-то подобного, прошлые истории имеют тенденцию повторяться. Как я мог быть таким глупцом? Как я мог так по-идиотски свернуть с намеченного курса, хотя мне следовало знать, что это подтолкнет ее к бегству? Как же я мог покинуть свой пост, так хорошо зная жену?

Клодетт исчезла. Она забрала детей. Она удачно справилась со своим фирменным сценарием, своим pièce de résistance [86] Коронное, главное блюдо ( фр .). : таинственное, всеобъемлющее и полное исчезновение. И я остался в одиночестве, отвергнутый, погруженный в осознание того, что сам во всем виноват. Короче говоря, я стал Тимо Линдстремом Вторым.

Частенько, с победных бастионов моего до настоящего времени счастливого супружества, я размышлял о том, как пережил Тимо исчезновение Клодетт. Как же я жалел его, с известной долей самодовольного превосходства, воображая, как он просыпается в то утро на яхте. Представлял, как он завтракает, возможно, отправляется плавать, не осознавая, что паутина гнусных сетей уже опутала его. Я строил картины тех утренних часов, полдневных и послеполуденных бдений, когда раздражение уже, должно быть, постепенно уступало место озабоченности, озабоченность – тревоге, тревога – панике. Какие чувства испытываешь, осознавая, что твоя женщина и ребенок испарились, исчезли с лица земли? Исчезли так бесповоротно, так оскорбительно, не говоря уж о публичности. Каково это, выдержать натиск всемирных средств массовой информации, их вопросы, требования, голословные утверждения, каково это жить с совершенно разбитым сердцем?

Я надеялся, что он понимал Клодетт достаточно хорошо и мог, так же как я, отчасти ожидать этого, мог понять, что она сбежала не столько от него, сколько от всего своего бытия, от жизни, к которой она невольно приобщилась в юности, от головокружительной окружающей среды, в которую бросилась без особых раздумий. По меньшей мере, я желал ему такого понимания. Я относился к этому человеку, можно сказать, с некоторой долей симпатии. Только через два месяца Клодетт позволила Лукасу тактично связаться с Тимо и сообщить, что с ними все в порядке и можно, при желании Тимо, организовать для него встречу с Ари.

Два месяца неизвестности относительно места их пребывания, или возможности возвращения, или будущих встреч. Два месяца противостояния неугомонным журналистам, два месяца преследований, подозрений, обвинений.

Я также раздумывал, что могло бы случиться, если бы Тимо не показал им, грубо говоря, средний палец, не отказался от них с такой легкостью. Согласно Лукасу, после молчаливой паузы и вздоха Тимо изрек следующее: «Передай им мою вечную любовь». После чего оборвал связь. Окончательно. Но что, если бы он согласился и попросил Лукаса связать его с ними? Если бы он заявил: «Я хочу видеть моего ребенка, жажду видеть моего сына». Отчасти я бы не удивился, если Клодетт ждала этого, ждала, что Тимо активизируется, покажет характер, установит свои приоритеты, выйдя победителем в борьбе за Ари (и, по умолчанию, в борьбе за нее). Неужели она уединилась в этом доме, сделав стратегический шаг в некой длинной, психологической шахматной партии? Не ждала ли она, что Линдстрем образумится?

Однажды, когда мы готовились ко сну, я намекнул на такое предположение, и Клодетт замерла, перестав заплетать волосы перед зеркалом. Она обернулась и посмотрела на меня недоверчивым взглядом. Волосы медленно расплетались обратно, рассыпаясь по плечам с каким-то лихорадочным высвобождением. Помолчав, она нацелила на меня щетку для волос, щетиной вперед, и заявила:

– Невероятно, что ты можешь так думать.

Она пересекла комнату, забрала у меня книгу, которую я читал, и захватила в пригоршню ткань моей футболки.

– Ответ, – медленно произнесла она, когда наши лица сблизились, – отрицательный. Абсолютно отрицательный. Я никогда не ждала, – серьезно заявила она, – и не намерена ждать этого человека. Избавление от него я считаю лучшим решением, принятым мной в жизни.

Заставив ее подождать в безмолвии пару секунд и лишь тогда приподнявшись, я перевернул ее и мягко положил спиной на кровать.

– Так именно бегство ты сочла твоим лучшим решением? – с шутливой скорбью спросил я, развязывая пояс ее халата. – Именно бегство?

К этому моменту она уже смеялась, делая вид, что отбивается от меня; в итоге она согласилась официально понизить его до второго места и расценить бракосочетание со мной как самый прекрасный вариант принятых решений.

«И она понимала, разумеется, – продолжал теоретизировать я, положив голову на стол в нашей опустевшей кухне, – что именно такой ответ я хочу услышать. Может, она признала это, просто чтобы порадовать меня? Может, просто хотела ублажить меня? Могла ли она все время притворяться? Могла ли просто ждать моей первой оплошности, чтобы повторить сценарий исчезновения? Неужели вся наша семейная жизнь оказалась притворством?»

Я поднял голову, надоев сам себе, устав от собственной жизни, от собственных мыслей, вечно блуждающих по замкнутому кругу. «Возьми себя в руки, – приказал я себе, поднимаясь из-за стола, – подумай об этом разумно». У вас с женой произошел спор. Ты изменил планы, не предупредив ее, что твое путешествие затягивается. Хотя возможно, что у нее есть еще одно тайное убежище, просто ожидающее того случая, когда она решит вновь исчезнуть из жизни, однако это крайне маловероятно. Поэтому все еще может решиться положительно, если ты сумеешь вразумительно объяснить ей свое поведение. Для этого тебе нужно лишь найти ее. Просто найти.

Я взял кофеварку, заправил ее и, поставив на плиту, зажег газ под конфоркой. Свистящая тяга процесса заварки, резкие испарения кофейного аромата некоторым образом успокоили меня, помогли прояснить мысли – всегда помогали.

Итак, куда Клодетт могла отправиться?

Я окинул взглядом комнату, внимательно приглядевшись к диванам, печке, стоящим друг против друга креслам, к столу с канделябрами, к коллекции антикварных зеркал, к фотографиям детей в разные годы их жизни, к длинным потертым шелковым шторам в китайском стиле, с бесконечно повторяющейся сценой моста и пагод, где множество одинаковых на вид женщин с множеством одинаковых зонтиков ожидали множество одинаковых в конусовидных шляпах мужчин, которые по неведомым причинам прятались в зарослях бамбука. Кэлвин немного поработал с вышивкой в нижней части штор: большинство женщин лишилось зонтов, сильно пострадало бамбуковое прикрытие мужчин.