Цви Прейгерзон - Когда погаснет лампада

В комнате нарастает шум, каждый уже говорит что-то свое, лица гостей раскраснелись. Резник реб Довид встает со стула, чтобы известить «босяков», что еще не все потеряно. Что, несмотря на все революции, институты и книги лжи, которые навалились на нас из больших городов, несмотря на то, что все вы тут сильно умные-разумные и ужасно ученые и точно знаете, в какую сторону крутятся мировые колеса, невзирая на все это — есть еще у нас Бог на небесах! И если вы даже встанете на голову вверх ногами, и поднимете шум-гам на весь свет, и бросите вызов всему сущему — даже если вы поступите так, то все равно останетесь глиной. Потому что есть еще!.. есть!.. есть еще у нас Бог на небесах!

Это странное заявление было выслушано гостями в смущенном молчании и по окончании не сопровождалось бурными аплодисментами и возгласами одобрения. Но разве не от сердца шли эти слова — от сердца дряхлого старика, человека молитвы, немало пережившего в жизни?

Женщины тем временем делают свою работу. На столе появляются чай, печенье, фрукты и всевозможные сладости. Да продлятся дни старой Песи! Вениамин и Соломон тоже не сидят без дела. Вениамин ухаживает за Лидой, немедленно доставляя к ней на пробу все самое вкусное со стола. Его старания не остаются незамеченными — не только самой Лидой, но и Рахилью Фейгиной. Соломон продолжает шутить, причем его анекдоты и шутки становятся все более сальными. Ехезкель запевает украинскую песню:

Молодежь дружно присоединяется к нему — пусть старики слушают и удивляются! Вениамин видит, как Берл грозит ему пальцем, грозит и бормочет себе под нос:

— Ах, Вениамин, ах, шейгец [16] Шейгец — здесь: неуч, не выучившийся еврейскому учению молодой человек ( идиш ). …

Что бы это значило? Все поют украинскую песню, в том числе и Мириам, жена Ехезкеля. В ее волосах уже поблескивает проседь, хотя на лице все еще видно сияние молодости.

Но о Мириам мы еще поговорим в другом месте. Застольный шум нарастает. Старики тоже не дремлют за своим столом. Вот они запевают старую хасидскую песню о споре между прилежными учениками ребе и любителями смотреть в дно стакана.

Старики хлопают в ладоши, глаза их устремлены вверх. Они украшают песню трелями и речитативом «чири-бам-бам», веселым и печальным одновременно. На этот раз хором дирижирует габай Гинцбург — как видно, и он выпил достаточно чарок, этот кладбищенский сторож, который все еще не совсем понятен Вениамину. Габай с необыкновенным воодушевлением размахивает воздетыми вверх руками и вообще производит очень много шума.

И снова чири-бам-бам, и веселый, и печальный. Но чем занят в это время Соломон? Он обвил рукой спинку Клавиного стула и продолжает шутить. Поистине огромен запас его анекдотов! Теперь пришла очередь армянских загадок.

— Что такое: вокруг газ, а внутри холера? Ответ: женщина в газовом платье! А что такое вокруг холера, а внутри газ? — Мужчина выпил стакан содовой воды!

И снова слышится смех вокруг Соломона и его старых-престарых шуток. Но Клава сияет: в отцовском доме редко рассказывали анекдоты, там ее воспитывали в строгости и трудолюбии. Да и после замужества ситуация не слишком изменилась. Ее Ваня — серьезный человек, день и ночь трудится на Кировском заводе, где руководит одним из важных отделов. А вот у нее, Клавы, есть в душе некая искорка, мешающая усидеть дома, зовущая в мир, наружу. Вот и сидит она в большой комнате Хаима-Якова Фейгина, едва ли не до слез хохоча над шутками Соломона. Приятный вечер! До чего же приятный вечер!

— Давайте немного потанцуем, — предлагает Лида.

Ей уже надоели анекдоты Соломона. Как видно, она не слишком похожа на подругу характером, да и вообще, это окружение кажется Лиде чужим. Бывает, что и в ленинградском доме Степана Борисовича собираются знакомые и друзья на ужин и на бокал вина. Легкая беседа, игра на пианино, иногда кто-то расскажет приятную историю… — все тихо, спокойно, вежливо, хотя временами эта церемонность и кажется скучноватой. Там, в Ленинграде, никто не говорит одновременно с другими. Что делает она, профессорская дочь, в доме Фейгина, где царит полный беспорядок, где все кричат и распевают дикие песни? Пьянство, пошлые анекдоты — короче говоря, бескультурье.

Вот, например, встает со своего места старый габай Арон Гинцбург. Его борода черна как смоль, глаза горят. Неужели он действительно так напился? Во всяком случае, ноги несут его к столу молодежи по не слишком прямому маршруту. Он присаживается рядом с виновником торжества и предлагает устроить состязание между столами, между стариками и молодыми. Он, Гинцбург, представитель стариков, вызывает любого из парней на поединок: чья рука сильнее?

— Ты, верно, шутишь, реб Арон? — спрашивает Берман. — Или это стаканчик вина подает голос из твоего горла?

Нет, Арон Гинцбург не шутит. Компания стариков действительно хочет помериться силами. И, кстати, еще не очень понятно, кто в итоге одержит победу.

Габай насилу ворочает языком. Тут самое время взглянуть на Голду, которая сидит здесь же за столом. Может, вы полагаете, что она смутилась при виде своего подвыпившего отца, вызывающего молодых на состязание? Вовсе нет! Взгляд дочери полон ласки и гордости. Лицо этой девушки-матери светится любовью, она даже не думает отговаривать отца тягаться с молодыми.

Смех и суета. Дружными усилиями освобождается от рюмок и тарелок угол стола. Гости толпятся вокруг соперников. Молодых представляет Соломон — именно он усаживается напротив старого Гинцбурга. Мужчины ставят на стол локти, скрещивают ладони, и вот начинается схватка: каждый давит в свою сторону. Все глаза прикованы к двум крепко сцепленным десницам. Пока они стоят неподвижно, подпираемые с обеих сторон усилием каждого из соперников. Видно, что Гинцбургу нелегко, однако и Соломону приходится мобилизовать все силы. Посмотрите сами: рот его приоткрыт, блестят стиснутые зубы, но это отнюдь не улыбка. Нет, не до смеха сейчас шутнику Соломону, сейчас ему приходится давить во всю мочь. Ведь на него смотрит Клава Боброва!

А теперь взгляните на Гинцбурга, героя-мужчину! Это ведь он был в дни своей юности чемпионом по борьбе на руках. У Арона своя система: сначала он только защищается — атака последует позже! Зато Соломон, как вырвавшийся на волю жеребенок, очертя голову мчится вперед, наступает, штурмует из последних сил руку кладбищенского служки. Еще немного, еще самую малость!