Сахиб Джамал - Черные розы

Азиз-хан взял ружье, погладил его рукой и, повернувшись к Надиру, зарычал уже резко и грозно:

— Я презираю тебя, как нечестивого пса, и не хочу, чтобы ты отравлял воздух моего дома! Убирайся отсюда ко всем чертям!

Надир опешил. Как? За что? Вот они, произвол и бессердечие властителей! И все это в благодарность за то, что добросовестно и с чистым сердцем служил хозяину, уберег от позора его собственную дочь! И как он смеет обзывать его нечестивой собакой?! Надир, еле сдерживая гнев, молчал.

— Запомни, — продолжал греметь на весь двор Азиз-хан, — я скажу моим слугам, чтобы они, как только увидят тебя в моем саду, поступили с тобой, как с вором, и, не раздумывая, уничтожили! — И, не слыша ответа, добавил: — Понял, что тебя ждет здесь?

Надир всеми силами сдерживал себя, чтобы не нагрубить человеку, старшему по возрасту.

— Саиб, я уйду от вас, — начал он, наконец, сдерживая волнение. — Свой хлеб я заработаю и за вашими стенами. Тому, кто с детства привык кочевать, ничего не страшно. В вашем доме я не бездельничал, а трудился как вол, изо всех своих сил. Я знаю, почему вы меня гоните. Но я не боюсь ваших угроз и все равно не покину Амаль. Я не отдам ее вам, запомните это!

Тон, которым было это сказано, и горделиво-независимая поза кочевника привели хозяина в неописуемую ярость.

— Вон! Вон отсюда! — завопил он в бешенстве, схватил ружье с намерением убить Надира, как вдруг побледнел, зашатался и свалился на ковер.

Надир повернулся и, не оглядываясь, медленным, спокойным шагом вышел со двора.

Слух, что хан прогнал сына Биби, мигом облетел весь дом. После завтрака Гюльшан спустилась вниз и услышала горячий разговор на кухне. Она задержалась у двери, прислушалась.

— И такого работягу прогнал? — сокрушенно вздыхала старая повариха Хадиджа.

— Да, представь себе, хан чуть не убил его.

— Это вчера Саид перестарался, — вмешалась в разговор третья. — Уж очень ему хочется сосватать хану свою дочь. Бедняжка Амаль!

— Вот уж и неправда! Саид тут ни при чем, он не станет неволить свою дочь. Если Амаль не захочет, хану никогда не видать ее в своей постели…

— До чего же ты наивна, тетя Хадиджа!.. Все это одни только слова. Хан прогнал Надира после разговора с Саидом. Саид пожаловался, что Надир не дает прохода Амаль.

— Нет, нет, тут что-то другое…

— Вам только бы чесать языки, — не выдержала Гюльшан и вышла из-за дверей. — Саид тут ни при чем. Это я убедила отца избавиться от этого бродяги. Пусть поголодает за забором и смягчит свой дикий нрав. Потом, может быть, и возьмем его обратно.

Женщины сразу же прикусили языки.

— Зейнаб, согрей хаммам [16] Хаммам — баня. . Только чтобы вода была не очень горячей.

— Слушаюсь, ханум!

Гюльшан прошла в сад, чтобы на досуге обдумать свои интриги против Надира. «А что, если пойти к Амаль и «обрадовать» ее свежей новостью о Надире? — вдруг пришла ей в голову злорадная мысль. — Интересно, как отнесется дочь садовника к изгнанию своего Меджнуна?»

Амаль работала во дворе, когда дочь хана подошла к ней. Как всегда, притворно ласково обняв ее, Гюльшан поцеловала девушку в щеку, прижала к себе и заворковала:

— Вот так и отец, когда ты станешь его женой, прижмется к тебе, горячо поцелует, — и, уже непритворно рассмеявшись, добавила: — Какая ты счастливая, Амаль, как любит тебя отец, он даже прогнал Надира, и теперь его Лейли может спокойно отпраздновать свадьбу со своим богатым суженым! Наконец-то избавилась от своего непрошеного жениха. Мне, по совести, жалко, что парень так из-за тебя пострадал…

— Из-за меня? — пролепетала потрясенная известием Амаль.

— А из-за кого же? Отец не захотел, чтобы он смотрел на тебя даже издали… — уже со злостью продолжала Гюльшан. — Еще бы! Ты невеста Азиз-хана, а какой-то кочевник объясняется тебе в любви!

— Ханум, — сказала Амаль, дрожа словно от озноба, — передай своему отцу, что я никогда не стану его женой. Так и передай. И пусть он оставит в покое и меня и моего отца…

— Ах вот как! — воскликнула пораженная Гюльшан.

— Да, так! — уже более спокойно ответила Амаль. — Вы сами понимаете, что в моем положении нельзя выходить замуж, — попыталась смягчить она свою резкость.

— Ой, лукавишь! — крикнула Гюльшан.

— Зачем же так говорить, ханум! — стараясь сохранить хладнокровие, возразила Амаль. Она помолчала, а потом тихо спросила: — А Биби, неужели и ее прогнали?

— Нет, мой отец справедлив и милосерден. Он пока не лишил ее работы.

«Еще бы, летом вам нужны рабы», — подумала Амаль.

— Завтра день твоего рождения, не правда ли? — продолжала Гюльшан.

— Скажи — день моего несчастья!

— Не говори так. Ты счастливей меня. В честь этого события хан приказал угостить тебя сладостями. Я просто завидую! Старик готов нас бросить и все свое состояние отдать тебе, — тараторила Гюльшан.

Она была раздосадована, что ни обморока и ни истерики с Амаль не случилось. Чем ужалить эту слепую так, чтобы она запомнила на всю жизнь? Зная, что Амаль в раннем детстве лишилась матери, она решила ударить ее с этой стороны. Гюльшан обняла девушку и, прижавшись к ней, проговорила:

— Ах, Амаль, тебе можно только завидовать! Молодые тебя любят, пожилые, вроде моего отца, без ума от тебя. А Надир?! Твоя мама, если бы была жива, никогда не позволила бы Саиду отказать такому красавцу! Она всем бы пожертвовала ради счастья дочери. А в чем же счастье женщины, как не в любви? Как жаль, что мать так рано покинула тебя, бедняжку!..

Притворный вздох ее был настолько натурален, что в душе Амаль все перевернулось. Не угасавший огонь жгучей тоски по матери вспыхнул в ее груди. Девушка разрыдалась, убежала в лачугу и, упав на циновку, жалобно запричитала:

— Мама!.. Мама!.. Где ты, моя бедная мама, моя любимая мама!..

Гюльшан, злорадно улыбаясь, отправилась в хаммам.

…Очутившись на улице, Надир растерянно стоял перед воротами дома Азиз-хана, не зная, что ему делать, куда идти. Из калитки выбежала Биби. «Бедная мама, вот и новое несчастье свалилось на тебя!» — подумал Надир, бросился к матери и обнял ее.

— Сынок, — почти застонала Биби, — ты здесь!.. Ой, как аллах милостив ко мне!.. Не волнуйся, мальчик мой, не пропадем и без него. Его бесит твердое сердце Амаль!

— И тебя… тебя тоже?

— Нет, нет. Мне и слова не сказали, мои руки пока им очень нужны, но настанет время. Да я и сама уйду от них. Скоро в его доме друг другу горло перегрызут из-за его богатства… — говорила Биби. А сама, не отрывая от сына заплаканных глаз, думала: «Ну куда же ты теперь пойдешь, мой ненаглядный? Что будет с тобой? Под чьим крылышком найдешь ты приют?.. Вот ведь до чего доводит любовь!» И, оборвав свои мысли, снова заговорила: — Пойдешь ночевать в мечеть, сынок. Дом аллаха открыт для всех бесприютных. И, пожалуйста, не показывайся здесь. С ханом плохо. Дивана послали за врачом.