Иван Катков - Еще один день [СИ]

Остановил бывшего футболиста звонок в дверь. Хозяин отдышался, прошел в коридор, посмотрел в мутный глазок и открыл. Качнулась миниатюрная подковка, укрепленная сверху.

— Вызывали? — не спросив разрешения, в квартиру ступили двое милиционеров. Один из них носил очки в тонкой, интеллигентской оправе. Второй был высокого роста и с приплюснутым боксерским носом.

— Где? — осмотревшись, спросил бугай.

— Там, на кухне, — ответил хозяин и указал рукой.

Верзила кивнул напарнику. Очкарик промаршировал на кухню.

— Эрих, — фальцетом прокричал он, — вяжи алкаша, тут, походу, мокруха!

Бугай заломил Володе руки за спину и заковал в браслеты. Затем повалил на пол и прижал голову нечищеным берцем.

— Это произвол! За все ответите, оборотни! — взревел Вова, суча ногами.

— Заткнись, — Эрих сильней надавил на голову.

Хозяин затих. Только слышалось его шумное дыхание.

Перевесив автомат за спину, милиционер в очках припал на колено перед изуродованной, обнаженной женщиной. Коснувшись ее шеи, проверил пульс.

— Все. Финита, — поставил диагноз он, брезгливо вытирая пальцы о штанину.

Тело было синее от бесчисленных гематом. Лицо раздулось. Глаза скрывали набухшие кровавые мешки. У несчастной были разорваны уши. Сломанная ключица распорола кожу и торчала наружу. Повсюду были разбросаны клочки волос.

Хозяина конвоировали из квартиры. Следом, на носилках, покрытых простыней с пятнами крови, вынесли его жену Зинаиду. У подъезда собирались любопытные жильцы.

— Вот, ребята, познакомьтесь, — коснулась моего плеча Людмила Ивановна, — Витя Симонов. Он будет учиться в нашем классе.

Ученики седьмого "а" оживились. Зашушукались. А кто-то даже приподнялся, чтоб хорошенько меня рассмотреть. Две девочки хихикнули в ладошки. Я почувствовал, что краснею. Крепче сжал ручку портфеля. Хотелось спрятаться, забившись где-нибудь в углу. А еще лучше — поскорей удрать домой.

Скрестив руки на груди, Людмила Ивановна стала прохаживаться по классу.

Это была невысокая, худощавая женщина тридцати лет, с потускневшим взглядом, тонкими бескровными губами и мелкими морщинками на лбу и вокруг глаз. Она собирала волосы в старушечий пучок, безжалостно пронзая его шпильками.

— А сейчас, — елейным голоском проговорила учительница, — Витя расскажет, откуда он к нам приехал.

— Из Свердловска, — совсем разволновавшись, вдруг ляпнул я.

Я солгал, опережая события. В Свердловск родители должны были забрать меня только через полгода.

Пока они решали проблемы с жильем, я гостил у бабушки. И чтобы не отстать в учебе, мне пришлось пойти в сельскую школу.

Людмила Ивановна снисходительно улыбнулась:

— Витя, ребят, приехал к нам из далекого Казахстана….

— Ух т-ы-ы, — послышался чей-то ломающийся басок с задних парт, — кру-у-уто!

Я занял место на предпоследней парте. Моим соседом оказался мальчик с зачесанными на пробор волосами. В меру упитанный, холеный. Антон Кондуков.

Он стал моим лучшим и единственным другом.

Первое время с учебой проблем не возникало. Людмила Ивановна попросту меня не спрашивала, великодушно дав время освоиться в новом коллективе.

Однако, недолго мне было суждено отсиживаться за партой, с опаской наблюдая за тем, как перст учительский скользит по списку фамилий в классном журнале. На алгебре Людмила Ивановна вызвала меня к доске решать пример.

Я был гуманитарием. Мои сочинения по литературе отправляли на городские олимпиады. В моем письменном столе пылились четыре похвальные грамоты и две благодарности. А еще я писал стихи и фантастические рассказы. Несколько стихотворений даже были опубликованы в газете. Но математика всегда была для меня темным лесом).

Скрипя мелом, я долго и мучительно выцарапывал злополучные цифры. Я старался не обращать внимания на колкие реплики одноклассников у себя за спиной. Помню, что последние минут десять ставил цифры наобум, только чтобы потянуть время до спасительного звонка.

— Ладно, садись, Симонов, — вздохнула Людмила Ивановна, склонившись над журналом, — не мучай себя и ребят. Очень плохо. Чем ты только на прошлом уроке слушал — непонятно…

Она нарисовала напротив моей фамилии заслуженную пару.

Я заметил, как Антон отвел взгляд и уставился в окно. Я понял, что ему стыдно за меня.

— Новенькай, а новенькай! С почином тебя! — Димка Носов показал мне средний палец.

Антон рассказал, что получив двойку, я автоматически попадаю на "карусель". То есть Людмила Ивановна будет спрашивать меня до тех пор, пока я эту постыдную оценку не исправлю.

Он оказался прав. На следующем уроке она снова вызвала меня к доске решать задачу. Конечно же, я опять опозорился и в журнале рядом с фамилией Симонов плавали уже два "гуся".

На другой день у доски я вновь растерялся и не смог решить пример с десятичными дробями. Людмила Ивановна потребовала мой дневник. Зашелестели страницы, шариковая ручка оставила на линованной бумаге кровавый след.

— Покажешь дневник бабушке, — процедил мой палач, — пусть посмотрит и распишется. Завтра проверю.

Заглянуть в дневник я не решился, а поспешил спрятать его в портфеле.

Недовольно сморщившись, бабушка изучила послание учительницы. Затем настрочила ответ.

После уроков я сидел напротив учительского стола. В застывшей тишине часы над доской отсчитывали тягостные минуты. Людмила Ивановна придвинула ко мне раскрытый дневник.

— Что все это значит? — спросила она и потерла виски.

В графе оценок я увидел тройку удалых "гусей" и ниже аккуратные буквы:

"Просьба обратить внимание на успеваемость вашего внука".

Следом в контрнаступление шел крупный бабушкин почерк:

"Поставить ученику двойку — значит расписаться в собственном невежестве!!!"

— Ну так что все это значит? — повторила Людмила Ивановна, — будь добр, объясни.

— Не знаю, — глупо пожал плечами я.

— Что, разве я не права?! Разве не заслужил ты эти отметки?!

Я опустил глаза и кивнул:

— Заслужил, Людмила Ивановна.

— То- то же. Слава богу, хоть это ты понимаешь, — сказала она чуть тише, — а вот бабушка твоя, видимо, нет. Так ведь?

Я снова безвольно кивнул.

— Эх, Витя, Витя… — Людмила Ивановна встала, прошлась к окну, немного постояла там, потом вернулась, снова села за свой стол, пристально посмотрела на меня. — Ну скажи мне, в кого ты только такой?! У тебя ведь интеллигентные родители! Папа- военный. Полковник! Мама… Мама твоя кем работает? — требовательно спросила она.

— Учителем музыки, — промямлил я, глянув на нее исподлобья

Людмила Ивановна сложила руки как в молитве и принялась катать огрызок карандаша в ладонях. На секунду задумалась.