Оноре Бальзак - Мелкие неприятности супружеской жизни [сборник]

За одиннадцать лет Шодорей завоевывает репутацию почтенного литератора, опубликовавшего пять-шесть новелл в журналах, стоящих одной ногой в могиле, дамских газетах и сборниках детского чтения.

Наконец, поскольку он холост, поскольку у него имеются фрак и панталоны из черного казимира и поскольку при желании он может сойти за элегантного дипломата и сделать умное лицо, он получает доступ в несколько более или менее литературных салонов, раскланивается с пятью-шестью академиками, у которых имеются гений, влиятельность или талант, бывает в гостях у двух-трех наших великих поэтов, а в кофейнях позволяет себе окликать по имени двух-трех женщин, по справедливости слывущих знаменитостями нашего времени; впрочем, самые лучшие отношения он поддерживает с синими чулками второго ряда, которых скорее следовало бы назвать носками, и со светилами мелких газеток – с этими журналистами он обменивается рукопожатиями и пьет абсент.

Такова судьба всех посредственностей, которым не хватило того, что люди при должностях именуют удачей.

Эта удача есть не что иное, как воля, постоянный труд, презрение к легко добытой славе, глубочайшие познания и терпение, которое если и не заменяет гения, как утверждал Бюффон [640], то бесспорно составляет его половину.

Во всем сказанном вы не видите ничего, что грозило бы хоть одной мелкой неприятностью Каролине. Вы полагаете, что эта история пяти сотен молодых людей, которые в настоящее время топчут парижские мостовые, написана в назидание семействам, населяющим девяносто шесть французских департаментов; но прочтите два письма, которыми обменялись две подруги, имеющие несхожих мужей, и вы поймете, что этот рассказ необходим, как экспозиция, с которой начиналась в доброе старое время всякая мелодрама… Вы увидите, на какие ухищрения идет парижский павлин, который ради своих тайных матримониальных планов распускает перья в родном городе и пестует свою славу, чьи лучи, подобно солнечным, светят и греют только на огромном расстоянии.

От госпожи Клары де Ла Руландьер, урожденной Жюго, госпоже Адольф де Шодорей, урожденной Эрто

Ты мне до сих пор ничего не написала, милая Каролина, и это очень дурно с твоей стороны. Разве не пристало более счастливой из подруг начать первой и утешить ту, что осталась в провинции!

После твоего отъезда в Париж я все-таки вышла за господина де Ла Руландьера, председателя суда. Ты с ним знакома и сама поймешь, могу ли я, чье сердце напитано нашими идеями, быть довольной этим браком. Я знала, на что иду: обыкновенное общество мое составляют бывший председатель суда, дядюшка моего мужа, и моя свекровь, у которой от старинного парламентского общества Экса остались только чванство и суровый нрав. Я редко остаюсь одна, а выезжаю только в сопровождении свекрови или мужа. По вечерам мы принимаем всех самых солидных жителей города. Эти господа играют в вист по два су за фишку и ведут разговоры вроде следующего: «Господин Витремон умер, оставил двести восемьдесят тысяч франков…» Это говорит заместитель председателя, юноша сорока семи лет, от которого веселья столько же, сколько от мистраля. А ему отвечают: «Неужели?.. Вы это знаете наверное?»

Под «этим» подразумеваются двести восемьдесят тысяч франков. Маленький судья разглагольствует, рассказывает о вкладах покойного, все обсуждают стоимость ценных бумаг и в результате обсуждения приходят к выводу, что «это» равняется если не двумстам восьмидесяти тысячам франков, то чему-то вроде того…

Тут все хором принимаются восхвалять покойника за то, что он держал хлеб под замком и надежно помещал свои сбережения, все до единого су, по всей вероятности ради того, чтобы все, кто надеется получить какое-нибудь наследство, захлопали в ладоши и вскричали с восхищением: «Он оставил двести восемьдесят тысяч франков!» Ведь у каждого есть больные родственники, о которых говорят: «Оставит ли он столько же?» – и обсуждают живых так же, как обсуждали мертвых .

Их не интересует ничего, кроме видов на наследство, видов на доходные места и видов на урожай.

Могла ли я думать, когда смотрела в детстве на хорошеньких белых мышек, которые бегали по кругу в клетке на окне у холодного сапожника с улицы Сен-Маклу, – могла ли я думать, что вижу точное изображение моего будущего?

И это я, из нас двоих самая живая, одаренная самым пылким воображением! я грешила больше тебя, я наказана сильнее. Я распростилась со своими мечтаниями: теперь меня величают госпожой супругой председателя и я смирилась с тем, что еще сорок лет буду выступать под руку с этим долговязым господином де Ла Руландьером, вести жизнь во всех отношениях убогую и видеть перед собой густые брови и разноцветные глаза на желтой физиономии, не ведающей, что такое улыбка.

Но ты, милая моя Каролина, ты, которая, между нами говоря, всегда была самой рослой из девочек, тогда как я прозябала среди коротышек , ты, не грешившая ничем, кроме гордыни, в двадцать семь лет, с двумя сотнями тысяч франков состояния, ты пленила и покорила великого человека, одного из остроумнейших жителей Парижа, одного из двух талантливых людей, родившихся в нашем городе!.. какая удача!

Теперь ты вращаешься в самых блистательных парижских кругах. Благодаря возвышенным привилегиям, которые доставляет гений, ты имеешь доступ в салоны Сен-Жерменского предместья и тебя там принимают радушно. Ты наслаждаешься изысканными прелестями беседы с двумя-тремя прославленными женщинами нашего времени, которые так остроумны, что их словечки долетают до нашего городка, точно ракеты Конгрива [642]. Ты бываешь у барона Шиннера, о котором нам столько рассказывал Адольф и которого посещают все великие художники, все прославленные иностранцы [643]. Одним словом, если ты захочешь, то скоро станешь одной из королев Парижа. Ты и сама можешь давать вечера и увидишь у себя львиц и львов литературы [644], большого света и финансов, ведь Адольф говорил нам о своих знаменитых друзьях и связях с любимцами моды в таких словах, что я уверена: ты будешь принимать их сама и будешь принята у них.

У тебя десять тысяч франков годового дохода и наследство от тетушки Карабес [645], муж твой зарабатывает двадцать тысяч, так что вы, верно, держите экипаж, а поскольку ты имеешь бесплатный доступ во все театры, поскольку журналисты царят на всех церемониях, разорительных для того, кто желает угнаться за парижскими новинками, поскольку их всякий день приглашают на обеды, ты наверняка живешь так, как будто годового дохода у тебя шестьдесят тысяч!.. Ах! ты-то счастлива! потому ты меня и забыла!

Что ж, я понимаю, у тебя нет ни одной минуты свободной. Причина твоего молчания – твое блаженство, и я тебя прощаю. Но если однажды, утомившись от стольких наслаждений, ты снизойдешь со своих высот и вспомнишь о бедной Кларе, напиши мне, расскажи, каково это – быть замужем за великим человеком… опиши мне знатных парижских дам, особенно тех, которые заняты сочинительством… ах! мне так хочется знать, из чего они сделаны , поэтому не забудь ни одной мелочи, если ты не забыла, что тебя любит, несмотря ни на что , твоя бедная