Алексей Голуб - Перстень Матильды

Когда все было готово, мы показали присутствующим бумагу с нанесенными на ней невидимыми письменами. Она сверкала незапятнанной белизной как первый снег, и только с помощью горячего утюга можно было вырвать доверенную ей тайну — стих юного барона и обещание выдать военную карту турецкого султана.

Тайнописное послание было вложено в конверт и вручено курьеру Тане, которая тут же, позвякивая железным портфельчиком, побежала на почту. И в этот момент всем присутствующим внезапно представилась возможность наглядно убедиться, какие превратности судьбы подстерегают на каждом шагу секретного агента.

Из экспедиции доставили новое письмо от мадам Ары. Вскрыв конверт, «Ягуар-101» попросил Марию Андреевну прогладить его и принялся читать вслух.

Шеф извещала, что швейцарская явка провалилась. Монсеньер Марсель оказался не тем, за кого себя выдавал, и нам следует соблюдать всяческую осторожность.

«Открытый текст писем старайтесь писать измененным почерком, — наставляла мадам. — В письмах не давайте никаких персональных данных о себе, ставьте вымышленного отправителя и вымышленную подпись. Передвигаясь по городу, опасайтесь слежки КГБ. Чаще меняйте транспорт, обращайте внимание на поведение лиц, с которыми вы сталкиваетесь на лестнице и в подъезде».

— Пропади он пропадом, этот швейцарский лавочник! — разозлились мы. — Придется теперь начинать все сначала!

Редакцию наш штаб покидал в полном составе. В подъезде мы столкнулись с каким-то человеком в дубленке и пыжиковой шапке.

— Вы видели, как он посмотрел на Таню? — всполошилась Мария Андреевна. — Как Серый Волк на Красную Шапочку!

Мы подняли воротники и, втянув головы в плечи, метнулись в разные стороны.

Провал швейцарского конспиративного адреса сулил нам кучу хлопот. Это непредвиденное обстоятельство грозило на неопределенное время нарушить наши контакты с Франкфуртом-на-Майне.

К счастью, все обошлось благополучно. «Шубе» все-таки удалось где-то на полпути перехватить наше шифрованное донесение. Об этом мы узнали уже из следующего письма.

«Ваш № 2 получили, — сообщала мадам Ара. — Письмо говорит о том, что вы правильно поняли свои задачи. Все, что вы сообщаете, очень интересно. Рады, что вам удалось создать боевой оперативный штаб. Революционная ситуация назревает. Это, в частности, видно из присланного вами стихотворения. Мысли в нем интересные и в основном правильные. Стихотворение мы опубликовали. Правда, для этого нам пришлось основательно поработать».

К тайнописи была приложена вырезка из распространяемого «Шубой» листка. В опубликованной аннотации к стихотворению теперь говорилось:

«Автор «Снежинок», семнадцатилетний студент одного из московских высших учебных заведений, пал жертвой тирании. Не пожелав мириться с существующими в институте порядками, он покончил жизнь самоубийством, так и не успев до конца раскрыть свое большое дарование. Публикуемое стихотворение является его протестом и политическим завещанием. В Москве оно распространяется в списках и прислано нам членами нашей подпольной организации «Сокол».

Само стихотворение теперь выглядело так:

— Вот тебе и на! — удивленно воскликнули мы. — Этот покойный барон Розен оказался довольно каверзной личностью. Едва появившись за кордоном, он воскрес и ударился в политику. А затем еще раз поверг в горе своих близких, покончив жизнь самоубийством.

Поведение барона Розена в какой-то степени роднило его с бароном Мюнхгаузеном. Но мадам Ара, не давая нам вникнуть в суть этих превращений, перешла к делам более существенным. Ее интересовала военная карта Турции, которую она просила выслать незамедлительно в любой из двух адресов: синьориты Розанжелы в Италии или норвежского фермера Ганса Холлера.

Но в «Шубе» думали не только о делах. Там позаботились и о том, чтобы сделать нам приятный сюрприз. Оказывается, выслать карту нам предлагалось не безвозмездно, а за определенную мзду в размере десяти западногерманских марок, которые уже были переведены на наш текущий счет в одном из солидных иностранных банков. Помимо этого аккордного вознаграждения, нам сулили еще по полторы марки за каждую машинописную страницу донесения.

— Десять марок! — воскликнул «Ягуар-101». — Сколько же это процентов от тридцати сребреников?

— Сколько процентов, я не знаю, — сказал «Ягуар-102». — Но до сих пор мне казалось, что на подрывную работу там ассигнуют куда больше! Видимо, «Шубе» крепко подрезали финансы!

Деньги для обитателей Зоссенхайма всегда являлись предметом вожделения, были их больным местом. «Шуба-3» всегда подозревал, что его обманывает «Шуба-2». Тот, в свою очередь, недоверчиво поглядывал на «Шубу-1». Фунты, доллары и марки являлись тем самым яблоком раздора, перед которым оказалась бессильной даже «молекулярная теория».

Нам захотелось наступить «шефам» на любимую мозоль. Составив широкую программу нашего материального вознаграждения, мы отправили ее сразу в два адреса — итальянской синьорите Розанжеле и норвежскому фермеру Гансу Холлеру.

Ответ не заставил себя ждать.

— Ваши замашки достойны удивления! — восклицала мадам Ара. — Деньги — это еще не все. Главное — идея. И потом мы собирались выслать вам пачку жевательной резинки. И не местной, а настоящей — заокеанской! В общем-то гонорар, конечно, символический, но не в нем дело…

— Карта настоящая, а гонорар символический! — вертели мы носом.

— Тогда можем вам выслать еще модный клетчатый пиджак, — соблазняла нас мадам Ара. — Его можно носить с любыми брюками!

— Не хотим пиджака! — упирались мы. — Давайте говорить о банковском счете!

Наша несговорчивость явно ставила под удар репутацию непревзойденного мастера по обработке молодых умов. Даже державшийся в стороне от политики распорядитель финансов «Шубы», бухгалтер Вернгоф, к которому она обратилась за субсидией, не мог удержаться, чтобы не сделать в адрес Ширинкиной колкого замечания.

— Что-то вы в последнее время, мадам, — многозначительно глядя на нее поверх пенсне, сказал он, — все чаще заговариваете о деньгах. Сколько марок я вам вчера выдал?

— О майн гот! — оправдывалась Ширинкина. — Те деньги были на акцию «Епископ», а эти на акцию «Семинарист»…

— Знаю я эти ваши акции, — безнадежно махнул рукой умудренный жизнью бухгалтер. — Можете мне поверить, что этот юнгер герр с красной рожей никакой не епископ, а самый обыкновенный бабник. А теперь у вас еще и семинарист! И вообще вы, по-моему, чересчур ударились в религию!