Джулит Джедамус - Роман потерь

Как Рокуё жила в отсутствие своего любовника? Она так к этому привыкла, что его редкие визиты оказывались для нее потрясением. Она лежала в его объятиях не шевелясь, как девочка. По временам у нее возникало искушение удержать его уговорами и страстными ласками, но она позволяла ему уйти и никогда не спрашивала, когда снова увидит его. Она поклялась, что никогда не даст воли собственническому чувству. Но в снах это чувство обнаруживало себя. Как ненавидела она тех женщин, которые имели на него право!

Мне знакома подобная недоброжелательность. Я борюсь с ней каждый день.

На следующую весну, когда у ее любовника родился сын, она послала ему стихи. Мысль о том, что жена дала ему то, чего она не могла дать, причиняла Рокуё такую боль, что даже занятия музыкой не доставляли ей удовольствия, а рис, который подавали ей слуги, комом вставал у нее в горле.

Однако обрадовалась ли она, услышав, что его жена в течение четырех дней после родов истекала кровью? Нет — она испугалась. Когда священнослужители приступили к обряду моления на пяти алтарях, она уловила резкий запах опийного мака, который они бросали в огонь. Ее волосы пропитались этим ядовитым запахом. Запах не исчезал даже после мытья. Она видела во сне, что медиумы, которые прилагали усилия около постели больной, говорили ее голосом.

После смерти жены своего любовника Рокуё послала ему письмо с соболезнованием. Он не ответил. Возможно, в своем горе он отчасти винил ее. Возможно, чувствовал ее недобрую волю. Ради него она решила уехать из города. Она отправилась к Храму Изе и поселилась в домике неподалеку.

Шесть лет она старалась забыть его. Она не писала ему, боясь даже отпечатком своего пальца на бумаге причинить вред.

Однажды она увидела его в храме. К счастью, она заметила его первой. Он стоял к ней спиной; зазвучали флейты, он повернулся, и она увидела его профиль. Он держал в руках ветку сакаки. У него были такие же, как она помнила, полные губы, та же линия щек. Прошло шесть лет с их последней встречи, а он совсем не изменился. Она ощутила внезапное желание подойти к нему и попросить у него прошения. Однако что-то удержало ее. Она боялась оказаться лицом к лицу с его ненавистью.

Она стояла и смотрела, как он проходил через ворота храма. Той ночью она достала из красной лакированной коробочки гребень с изображением феникса и павлонии. Он подарил его ей перед своей женитьбой. Она положила его себе на грудь, точно так же, как он держал священную веточку сакаки.

Через несколько лет Рокуё умерла от лихорадки. Предания говорят, что ее дух возвратился в дом ее любовника. Каждую ночь он устраивался на циновке, где лежала его вторая жена, и наблюдал за ней. И когда его новая жена умерла, истощенная болезнью, которая, казалось, не имела причины, Рокуё была там и держала ее за руку, пока тело не остыло. Затем она перевела свою соперницу через Реку Трех Бродов и ждала вместе с ней на склоне Горы Смерти, пока ее душа не возродилась.

Сделаю ли я то же самое? Каждый мой день проходит вместе с моей соперницей. Я думаю ее мыслями, я слышу нежные слова, которые Канецуке шепчет ей на ухо. Ее жесты — это мои жесты, ее страсти — мои страсти. Я опускаю взгляд на свои руки, лежащие на коленях, и проклинаю их, потому что они такие же, как у нее. Ночью, когда она тоскует по нему, она ласкает ими свое тело, и мои руки делают то же самое. Я дышу ее дыханием и вздыхаю, как она. Мне не удается избавиться от нее. Она вместе со мной поднимает свою кисточку и записывает мои мысли. Она наблюдает за тем, как я дописываю эту страницу.

Я виделась с Масато, очень коротко, при удручающих обстоятельствах. Он пришел вечером, и я отослала Бузен с каким-то незначительным поручением, но мы слышали, как по коридорам ходили люди, и нам пришлось сдерживать свои голоса, как и наши желания, сообразуясь с обстановкой.

Как недолго мне удалось побыть с ним! То время, что мы провели вместе, пролетело, как один миг.

Масато выглядел усталым. Как я хотела, чтобы он отдохнул со мной. Он только что возвратился с водопадов Отова, от его пропыленной одежды пахло лошадьми. Он видел те же удручающие картины, которые наблюдал Рюен, и возвратился через те же ворота. И я уловила в нем тот же страх, что и у Рюена.

Он взял в руки мое лицо. Его руки дрожали, дрожь передалась мне, подобно тому, как по воде расходятся круги от брошенного камня. Камень идет ко дну, точно так же утонули мои надежды.

Масато рассказал, что слышал, будто бы Государственный совет собирался, для того чтобы решить, будет ли изолирован двор. Советники выразили обеспокоенность распространением болезни, описывали ее симптомы, ее разрушающий путь по нашему телу, ее повторения. Среди простых жителей столицы будут распределяться рис, соль и лекарства. Если их поддержать, возможно, эпидемия не затронет высшие слои общества.

Однако она уже их затронула. Масато слышал, что главный советник Минамото умер сегодня утром. Говорят о дурных предзнаменованиях. О змее на веранде в Кокиден. О странном шуме поздно ночью в Буракюн. О радуге. О поимке стаи голубей, залетевших внутрь здания Департамента ремесленников.

— Приду, когда смогу, — сказал, уходя, Масато. — Если не смогу прийти, напишу.

Он поцеловал меня со всей нежностью, какую позволяла обстановка. А когда он ушел, я сделала крайне неприятное открытие: подойдя к двери глотнуть свежего воздуха, я увидела на веранде Бузен, которая шепталась с горничной Изуми.

Теперь ворота заперты. Дворцовая стража стоит на часах и днем, и ночью. Однако наши несчастья продолжаются как внутри дворца, так и за его пределами, вне зависимости от установленных границ.

Заболел Рейзей. В течение трех дней он страдал от лихорадки, у него во рту и в горле появилась сыпь. Императрица привела к нему своих собственных священников, но это не помогло. В Сисинден монахи обоих культов возносили молитвы о выздоровлении, но они остались неуслышанными.

Император вне себя. Он во второй раз покинул двор и уединился, посвятив себя покаянным молитвам и размышлениям. Двери закрыты, занавеси опущены. По нескольку раз в день появляются гонцы из дворца Ичийё; они проходят не дальше веранды и оттуда шепотом передают свои сообщения.

Я думаю об императрице, запертой в своем доме вместе со священнослужителями и магами. Успокаивает ли ее жрица? Чувствует ли эта презираемая девочка виноватой себя или Канецуке в болезни своего брата?

Женщины во дворце, перебирая четки, обмениваются историями о заболевших. Говорят, что военный министр в нарушение общепринятых норм добивался, чтобы одну из его служанок, прелестную девушку из Казусы, лечил доктор из Медицинского департамента. Ходят слухи о том, что на первую жену главы казначейства напала лихорадка, потому что муж настаивал на выполнении ею супружеских обязанностей до того, как заживут нарывы у нее на теле. Теперь он сидит с ней и поит ее отваром женьшеня. Говорят, он трогательно заботится о ней, пренебрегая собственным здоровьем.